«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева - [22]

Зеленскому дали понять, что если он не захочет исправлять то, что натворил его предшественник, то рискует разделить его судьбу в глазах международного сообщества. Тем более что Порошенко затеял кампанию по аресту и обмену Вышинского с целью поднять свой рейтинг, а в итоге окончательно его потерял, опозорился. Поэтому в победе Зеленского, точнее, в поражении Порошенко, как я считаю, есть и мой вклад. Те, кто держал меня в тюрьме, фактически расписались в своём бессилии. Те же, кто боролся за моё освобождение, обрели новый импульс к активным действиям. События 15 мая 2019 года — годовщины моего заключения — очень наглядно это показали.

Прошедший год не остудил горячих сердец, борьба не утомила моих друзей и коллег. Всё получилось с точностью до наоборот. Теперь перед украинским посольством собралось гораздо больше людей, чем в мае 2018-го. И держались они куда увереннее, ощущая за собой силу правды. Хором скандировали: «Волю Вышинскому!», высоко поднимали плакаты: «Кирилл Вышинский — узник совести!», «Зеленский, освободи Кирилла!», «365 дней в тюрьме ни за что!»

«Неслыханным делом, позорной страницей в истории современной Украины» назвал моё годичное пребывание в тюрьме «по чудовищному обвинению» член комитета Госдумы по информационной политике Евгений Ревенко. С Женей мы когда-то вместе работали в корпункте ВГТРК на Украине, были коллегами. Все выступавшие сходились в одном: моё немедленное освобождение стало бы самым правильным шагом новой украинской власти, событием, способным создать чувство оттепели в российско-украинских отношениях, где все бы оказались в выигрыше.

От имени российской власти предельно точно высказалась накануне митинга официальный представитель МИД РФ Мария Захарова: «Мы не позволим этой теме выйти из поля зрения мировой общественности, будем и дальше работать с профильными международными структурами, прежде всего с представителями ОБСЕ по свободе СМИ, и активно напоминать украинским властям об их обязательствах в рамках ОБСЕ».

Моральное давление на украинскую власть было столь сильным, что стены, за которыми меня держали, казалось, должны были рухнуть. Неслучайно, когда я вышел на свободу в августе 2019-го, украинский «эксперт по СМИ» Наталия Лигачёва с горечью констатировала, что «Украина пошла на уступки России и полностью выполнила условия Кремля». Заодно и посетовала, что «многие международные журналистские организации неадекватно оценивают ситуацию в Украине, не видят, что российская пропаганда завоевывает мир и в том числе западные международные организации, которые вскоре тоже рискуют оказаться жертвами России».

Возможно, расстрою украинских «экспертов», но практические все представители международных журналистских и других организаций, с которыми я встречался уже после освобождения, оказались абсолютно адекватными людьми.

И Арлем Дезир, представитель ОБСЕ по свободе СМИ, и Дуня Миятович, комиссар Совета Европы по правам человека, да и многие другие журналисты и общественные деятели, с которыми я встречался в Европе, — никто из них не увидел во мне «российского пропагандиста». Да и на потенциальных «жертв России» эти люди походили мало — скорее, они просто искренне были рады освобождению журналиста, моему освобождению…

Я бесконечно благодарен всем, кто год с лишним боролся за мое освобождение. Теперь я точно знаю, что солидарность — это не просто слово, это реальные действия.

Глава 6

Город Херсон я впервые увидел из окошка автозака. Никогда раньше не бывал в этих краях. Маршруты моих поездок по Херсону были одни и те же — из тюрьмы в суд, городской или апелляционный, и обратно, то есть города я толком не видел. Возили меня не в классическом автозаке с решётками на окнах и клетками внутри, где возят обычных зэков. Я ездил в микроавтобусе «ПАЗик» (его ещё на жаргоне называют «таблеткой») собственности того же СБУ. Конвой тоже был из СБУшников.

О книге Пикуля «Фаворит» я уже говорил — нашёл её на полке в камере. Там как раз описывалось, как Потёмкин осваивал Новороссию, строил Херсон. Говорил я и о том, что главной пыткой в камере была «пытка украинским телевидением». Но в этой пытке имелась одна отдушина — местные вечерние новости. Как шутили мои сокамерники, жители Херсона и области, это «самые лучшие и добрые новости в мире». В них об этом крае рассказывалось только хорошее.

Теперь я мечтаю когда-нибудь приехать туда и посмотреть этот город уже не из окна автозака. Тогда я Херсон так и не почувствовал, не узнал, зато мне очень много о нём рассказывали. Херсон стал для меня просто мифологическим местом. То, что видел из окна автозака, и то, что пришлось услышать от сокамерников-херсонцев, отличалось как земля и небо над тюремным двориком, на которое я смотрел во время ежедневных прогулок.

Мне рассказали об этом романтическом городе между двумя морями, Чёрным и Азовским, и погода там зависит от морских воздушных масс. А ещё о бескрайних херсонских степях, где когда-то совершали свои подвиги «неуловимые мстители» из культового советского фильма. Херсон представлялся мне чем-то вроде сказочного острова Буяна или Лукоморья — все о них слышали, но никто не знает, где они находятся.