«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева - [20]

На 100 дней моего заточения, в августе 2018-го Маргарита Симоньян выступила на митинге даже не с протестами, а с вопросами к Украине и Европе. Причём прозвучало это в формате общения с неадекватными собеседниками: «К Украине. Вы правда думаете, что чем больше журналистов в ваших тюрьмах, тем ближе светлое европейское будущее? К Европе. Вы не в курсе, вы забыли, вы не заметили, вам запретили замечать или вы теперь тоже считаете, что шить госизмену за журналистский труд — это в порядке вещей? А к США и вовсе вопросов нет, — подчеркнула Маргарита, — там уже некому их задавать».

Дмитрий Киселёв прямо заявлял, что у моего дела нет судебных перспектив, потому его и затягивают: «То, что Кирилл в тюрьме лишь за то, что профессионально исполнял свой долг, — это показатель слабости режима… Это позор, средневековье, инквизиция».

7 сентября срок ареста вновь продляют до начала ноября — прокурор и судьи выглядят как двоечники, вызубрившие несколько фраз из учебника и бездумно их повторяющие на каждом уроке, не вдаваясь в смысл. Заседания судов проходят под копирку. Зато я пользуюсь ими для контакта со СМИ. На этот раз ко мне подошли коллеги с сайта «Страна. ua». Они обнародовали мои высказывания о том, как на кампании вокруг моего ареста украинские правители безуспешно пытаются «заработать очки». Близятся выборы, а предъявить избирателю нечего, кроме войны в Донбассе, инфляции, заоблачных цен на ЖКХ, массовой миграции «заробитчан» в Россию и в Евросоюз. Отсюда карикатурные парады, суета вокруг автокефалии, потуги вернуть домой осуждённых в России уголовников.

На заседании ОБСЕ в Варшаве Пётр Лидов, директор по коммуникациям МИА «Россия сегодня», называет происходящее на Украине «полностью выходящим за рамки разумного».

Наконец, 25 сентября заместитель главы СБУ Виктор Кононенко заявляет, что расследование моего дела завершено, и материалы готовятся для передачи в суд. До истечения срока очередного ареста — чуть больше месяца. В октябре — очередная дата, 150 дней моего ареста. Коллеги называют их днями позора — даже не для Порошенко и тех, кто его «крышует» на Западе, а для будущего Украины. Моя тюремная эпопея теперь осмысляется в исторической перспективе.

Наступает долгожданный ноябрь. Срок действия решения суда об аресте завершается. Все мои друзья ждут, что будет дальше. Ничего. Судья сонно слушает мои слова об абсурдности и лживости обвинений, вяло кивает головой. Затем отводит глаза в сторону и зачитывает решение — набрасывают мне ещё 60 суток ареста до конца 2018 года.

Украинское посольство в Москве снова в осаде митингующих. Теперь они уже не только требуют моего освобождения, а напрямую обвиняют киевскую власть. Надписи на плакатах бьют по глазам — «Дело Кирилла Вышинского шито белыми нитками!», «Кирилл — узник совести!» Все понимают, что стесняться больше нечего, надежд на то, что в головах украинских политиков хотя бы ночевал здравый смысл, не осталось. Поэтому говорят уже не о преследовании за профессиональную деятельность, а о захвате заложника с целью обменять его на террориста. Очевидно, что следствие зашло в глухой тупик, да на его результаты украинские правители и не рассчитывали. Им не удалось сразу сломать меня и заставить выполнять свои условия — теперь явно не знают, что со мной делать.

Озабоченность моим содержанием в тюрьме выражают генсек ОБСЕ, МИДы нескольких европейских государств. Освободить Вышинского требует МИД России, европейские и всемирные журналистские организации. Суд в Херсоне напоминает кучку людей, спрятавшихся от обстрела и бомбёжки в бронированном бункере. Лишь изредка они подают оттуда голоса: «Продлить срок содержания под стражей… до 27 января 2019 года… до 16 февраля… до 8 апреля…»

Всем понятно, что от этих судей так же, как и от виртуального управления СБУ по Крыму и Севастополю, не зависит ничего от слова совсем. Решения могут приниматься только в Киеве, но и там, похоже, полная растерянность.

Настал мой 52-й день рождения. 19 февраля 2019 года. Я встретил его в камере Херсонского СИЗО, где провёл уже больше 270 дней, девять месяцев. Родные, близкие, друзья, коллеги поздравляли меня, подбадривали, желали улучшения в судьбе, говорили, что верят в скорую встречу за пределами тюрьмы, на свободе. Я был рад каждому доброму слову и, как все люди в такой день, надеялся, что всё изменится к лучшему, начнётся новый этап в жизни. В этот день Сергей Владимирович Лавров, министр иностранных дел Российской Федерации, поздравил меня с днём рождения. Пожелал сил, здоровья, крепости духа. Сказал, что Россия не прекратит бороться за меня, за моё освобождение: «Мы продолжим держать этот вопрос на контроле, сами будем предпринимать все необходимые меры, будем активно поддерживать усилия ОБСЕ. Будем добиваться, чтобы очередное полное вопиющее неуважение к профессии журналиста было устранено».

Это было больше, чем простое выражение поддержки. Это была протянутая рука, подставленное плечо, личная заинтересованность великой державы в моей судьбе. Могу только гадать, какое впечатление произвело личное обращение ко мне Лаврова на тех, кто заказал и организовал мой арест. Думаю, эффект был сравним с нокаутирующим ударом в боксе. Сколько бы времени ни провёл я в заключении, моя связь с Россией не ослабевает, а крепчает. И не с абстрактным государственным образованием, а с живыми конкретными людьми.