И твоя мама, если бы у неё родился не ты, а другой, хороший парень, так же работала бы сейчас в своей экспедиции, а может быть, лучше, раз у неё было бы меньше забот и хлопот.
А из Майкиных ясных глаз не упало бы никогда ни одной слезинки.
Пышта, Пышта! Народ сложил поговорку; «Кто посадил дерево, вырыл колодец и убил змею — прожил жизнь не зря!» А пока ты ничего доброго людям не сделал, считай: ты ещё на свете не жил! Ты вот сидишь воображаешь: «Я маленький, ещё не успел. А как вырасту — сразу героем стану!» Нет, если ты стараешься только для себя, не вырасти тебе героем! А знаешь, кто из тебя получится? — И тут за дощатой стеной прозвучало: «Хрю-хрю-хрю…» — Точно! — сказал Фёдор. — Вырастет из сына свин, если сын — свинёнок! Это про тебя Маяковский сочинил.
— Не про меня! — закричал Пышта.
— Ах нет? Ну так скажи, что ты сделал для людей хорошего?
Пышта уже рот открыл, чтоб назвать много прекрасных дел. Но ни одно подходящее слово не прибежало к нему на язык.
— Вспоминай, вспоминай… — Фёдор стал стругать палочку.
Пышта вспомнил зелёное стекло — отдал его соседскому Лёше, не пожалел. И два нечервивых ореха в придачу дал. Правда, Лёшина мать вернула стекло (орехи не успела, Лёшка съел) и велела сию же минуту отдать пластмассовую вставочку для пера, которую Лёша подарил Пыште взамен… Ну, раз принесла обратно — значит, не считается.
Пышта вспомнил пузырёк с каплями. Дед просил: «Неси поскорей, внучек, сердце пошаливает». И Пышта приносил. Но часто Майка успевала раньше Пышты и сердилась: «Тебя сто раз попроси, пока ты сдвинешься!..» Наверно, тогда тоже не считается?
Ура! Он нашёл рельсы в лесу! И звёздочка заняла первое место!.. Да… Зато когда одна тётенька дала ему железяку, он припрятал её под лестницей — сделать интересное для себя. Девчонки её нашли и сунули в общий мешок, чтоб для заводов, чтоб для страны. Но всё-таки, наверно, тоже не считается…
Ничего он не может вспомнить. Ничего. Как же так? Он всегда считал себя очень нужным, очень хорошим человеком…
Фёдор стругает палочку и вдруг слышит непонятные звуки: «Пшт… пшт…» и тоненькое, жалобное: «И-и-и-и…»
— Ты что, Пышта?
Он разнял прижатые к лицу Пыштины кулаки, увидал красный нос и мокрые щёки:
— Ты, никак, плачешь?
— Пышто я стараюсь-стараюсь… и ничего не могу-у… — И Пышта заплакал ещё горше. — А колодец я ещё не умею… А змея мне ещё не попалась…
Фёдор сгрёб его в охапку, и, хотя Пышта уже ученик второго класса, усадил к себе на колени, и обнял покрепче.
— Ладно, Пышта, не старайся. Всё равно нельзя вспомнить то, чего не было. Давай начнём жить сначала. Давай делать хорошее. Давай стараться быть похожими на настоящих людей… Ну, выше нос!
Пышта поднял к Фёдору покрасневший нос. На кончике висела слеза. И Фёдор улыбнулся Пыште. И Пышта улыбнулся Фёдору. И обхватил его крепкую шею руками, и заговорил быстро-быстро в самое ухо:
— А дерево я посажу сегодня. Для всех людей. Пышто у меня как раз есть подходящая косточка. Черносливовая. Годится?
— Годится! — ответил Фёдор. Правда, он не знал, что косточка из компота. А Пышта не знал, что из варёных косточек деревья не вырастают. — Валяй сажай! — сказал Фёдор и своим красивым, белым, глаженым платком высморкал Пыштин нос.
Глава 4. Погляди наверх, мама!
— Пышта, напиши маме! — сказала Майка.
— Не могу, пышто на ходу трясёт! — Пышта не любит писать.
— Хорошо, пока обдумай всё, что расскажешь маме в письме…
Пышта думает. Он сидит рядом с Фёдором. Скоро вечер. Автобус бежит навстречу темноте. Он зажёг фары и перемигивается со встречными машинами. Чтоб не ослеплять друг друга, шофёры выключают фары, остаются только узенькие подфарки, и кажется, что машины жмурятся, как кошки.
Про это обязательно надо рассказать маме. Никогда ещё Пышта не видал столько машин, сколько пробежало за сутки мимо окон автобуса. Кузова их плотно затянуты брезентом, там укрыто зерно, чтобы ветром его не сдуло на большой скорости. В ящиках едут яблоки, едут огурцы, подрагивая зелёными макушечками. И покряхтывают, осторожно погромыхивают в кузовах бочки; может, в них сидят красные помидорчики, которые любит Пышта…
— Что везут? Что везут? Что везут? — целый день спрашивал Пышта.
Владик сказал:
— Всё, что везут, называется одним словом: УРОЖАЙ…
…Мама, везут урожай. Наверно, самому огромному великану, у которого миллион миллионов зубов, не разжевать, не проглотить всех морковок, всех кочерыжек, всех огурчиков, которые проехали по дороге сегодня.
Навстречу автобусу бежит серый асфальт. Пролетают потемневшие деревья, посёлки. В домах — первые огоньки. Над полями в небе ещё горят раскалённые облачка.
…Мама, самое главное надо тебе рассказать. Мы все, Непроходимимы, останавливались сегодня в колхозе «Первомайском». Ходили по колхозному саду; шли, шли, ноги устали, а сад не кончился, он до самого горизонта.
Мама, а яблоки, груши и сливы из этого сада уже давно сняты, уехали в поездах и в самолётах улетели в разные города. И даже на дрейфующей льдине в Ледовитом океане сейчас едят эти яблоки.
А мне дали яблоко с красным боком и грушу с твёрдым хвостиком. И ещё я тебе напишу в письме про птичью ферму. Это такие длинные дома с окошками, на окошках сидят куры. Не все, конечно, а те, которые любят смотреть на улицу.
