Жил-был Пышта - [46]

— Мы пролезем в это оконце, — зашептала Анюта. — Мы уже лазали, когда там яблоки хранили. Теперь там живут куры. Те самые, синие. Мы влезем и всех их переметим лиловыми чернилами, и пусть завтра они перепутаются с соседскими. Лезь первый!

Они поставили тачку стоймя. Пышта вскарабкался, сунув голову в оконце. В сарае было тепло, темно, сладко пахло запаренным зерном. Во сне гортанно и лениво поскрипывали глотками невидимые куры. Пышта просунул руку, пошарил…

— Там дрова. Поленница до самого окна! — шепнул он.

— Лезь! — получил приказ. — Только тихо. А я за тобой!

Она и правда вслед за ним ловко проскользнула в оконце. В темноте, сидя на поленнице, они огляделись. Сквозь оконце проникал свет фонаря. Куры неподвижно белели на длинной жерди, как гипсовые скульптуры с отбитыми головами. Они спали, сунув головы под крыло или выставив из распушённого воротника только клюв.

— А фонариком можно посветить? — шепнул Пышта.

— Свети.

Он зажёг фонарь — подарок Фёдора. Куры, у которых носы торчали наружу, вздрогнули, сказали «ко-ко» и замолкли.

Анюта достала бутылку с чернилами. Стали слезать с поленницы, Пышта обронил полено.

«Ко-ко-ко-ко-о!» — гортанно выкрикнул петух сверху, с потолочной балки, и, вытянув шею вниз, застыл, охваченный внезапным сном.

«Кх… кгх… к-к-к…» — Куры тревожно проскрипели все согласные буквы, какие знали. И стало тихо. Так тихо и спокойно, что Пышта расхрабрился.

— Я сам хочу мазать! — заявил он решительным шёпотом. — Я буду хватать их за хвосты и мазать.

— Никаких хвостов! — зашипела на него Анюта. — Они разорутся. Мазать надо лёгкой рукой. Нежно! И не спорь.

«Ко-ко-ко…» — напомнил об опасности петух.

Пышта сдался. Он держал бутылку и следил за Анютой. У неё была лёгкая рука, она проводила кистью по пёрышкам сверху вниз, и куры даже не догадывались, что они уже перемеченные.

— Всё! Лезем обратно!

Но в эту секунду какая-то тень загородила свет из оконца. Пышта и Анюта окаменели от испуга.

«Мяу, муррр…» — приветливо сказала тень и перепрыгнула на дрова. А в прорези окна возникла вторая тень и спросила: «Мрррр?»

И тотчас куры, почуяв привычную опасность, все, как одна, вскинули головы и панически заголосили: «Кто-кто-кто-кто-о?» — «Ко-от, ко-от, ко-о-о-от!» — объявил боевую тревогу петух и захлопал крыльями. Поднялся переполох.

— Скорей, скорей!

Анюта подталкивала Пышту, подсаживала его на дрова, и они друг за дружкой просунулись и вывалились из оконца прямо в заросли крапивы. Пышта ударился об тачку, а Анюта о Пышту.

— Не помрёшь! — сердито шепнула Анюта, когда он охнул.

А за забором стучали шаги. Шнырины бежали к сараю: вход в него был со двора.

Кто мог знать, что в телевизоре объявят перерыв и в тихую минуту донесутся до ушей шныринской бабки куриные крики!..

Мчалась Супруга. На голове поблёскивали металлические трубки для завивки волос, — не голова, а межпланетная радиостанция.

— Да не впрыгнет туда кошка, там высоко! — оправдывался Шнырин. На бегу мелькали полосы его пижамы, и похоже было, что, поднявшись на задние ноги, бежит зебра.

Загромыхал замок, и две кошки, ударяясь в ноги людям, вылетели из сарая. А из его глубины летел крик куриных глоток, и петух яростно хлопал крыльями.

— Две кошки! Две кошки! — вопила Супруга. — Сейчас же бери лестницу и забей окно! — В полутьме она считала кур: — Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! Все целы!..

В десять минут пополуночи, когда уже кончило говорить радио. Анютина мама поднялась в свою квартиру, открыла ключом дверь и вошла. Всё было тихо и спокойно. Две головы темнели на подушках и сладко посапывали во сне. И только две лиловые кляксы сидели на подоконнике, свидетельствуя о каких-то неведомых маме делах, да на подушке рядом с Пыштиной головой темнел маленький хвостик от копчёной колбасы.

На столе — вымытые после ужина тарелки («Видишь, какие твои дети — старательные дети?»). И горячий чайник заботливо прикрыт подушкой («Пей чай, мама!»).

А когда Пышта на другой день в кабине автоцистерны ехал к трактористу, на улице был ужасный шум. Шофёр придержал машину — поглядеть, не случилось ли что в районном центре, не надо ли кому помочь?

Нет, просто поссорились Шнырины со своими соседями, потому что все их куры вдруг перепутались и невозможно стало различить: чьи — чьи. Соседи ссорились, а куры с лиловыми спинками все вместе ходили по улице за рыжим петухом.

— Ничего, разберутся… — усмехнулся шофёр. — Куры — дурры: помани их зерном — каждая к своей кормушке побежит.

Глава 20. Не хочу про дисциплину!

Голубой автобус на себя не похож. Окна заросли пылью, бока заляпаны грязью… Целую неделю возил картошку и овощи.

Съехали в Путинку, стали в воду колёсами, мыли, тёрли. И всё-таки он уже не такой красивый, голубой автобус.

Ничего. Зато наш автобус трудяга, молодец. А до зимних студенческих каникул, до новых поездок успеем: покрасим, подремонтируем.

Пышта в автобусе. Он уже прощался с трактористом, с полевым вагончиком, с Левобережным клином. И трактор на прощание ласково посвистал ему теплыми железными ноздрями, в которые залетел полевой ветер.

Послезавтра — до свидания, Прудковский раной: голубой автобус повезёт Непроходимимов домой.