Жгугр. Будем жить! - [9]

— Скиф! — обернулся Саша. — Вот леший! Как снег на голову. Как у тебя так получается?

— Элементарно, Ватсон! — парировал Скиф. — Я просто не торможу посреди дороги, разглядывая посторонних самок.

Со Скифом Саша познакомился лет пять назад в «Койот-баре» — тот, бухой в зюзю, просвистев по пьяной лавочке кошелек, бегал по клубу и просил у незнакомых людей одолжить денег. Естественно, был последовательно посылаем сеять доброе и вечное квадратно-гнездовым способом. Однако Саше, его растрепанная шевелюра и красный галстук поверх ямайской рубашки внушили подспудное доверие, ну не может такой весельчак быть банальным разводилой! — что он без колебаний вынул из кошелька недавнюю получку. Вместе с деньгами, возвращенными на следующий день, Саша в довесок получил друга.

Пройдя через линию (Маннергейма) фейсконтроля, друзья вклинились в ароматную толпу. Мужчины, женщины, пухлые и худосочные, мясо, лимфа и кровь терлись друг об друга в клубящемся чаду разноцветных огней. Казалось их вообще ничего не беспокоило: ни дефолт, ни атака, ни другие непорядки последних дней. Решил забить и Саша.

— «Еще мартини?» — пошутил Скиф.

— Нет, «белый русский», — на полном серьезе ответил Саша.

— Тогда я черный.

Миниатюрная барменша, с торчащими сквозь синтетическую белизну сосками, неуловимо мелькала между бутылок. Еще через четверть часа друзьям, наконец, удалось обратить на себя ее внимание.

— За встречу!

— За жизнь!

— За нас!

— Знаешь, в чем отличие русской феминистки от западной? — начал свои обычные приколы Скиф. — Русская феминистка желает от мужчины получать, но не хочет давать. Ты приглашаешь ее на курорт, оплачиваешь ресторан, билеты и гостиницу, и когда вы уже лежите в бунгало под балдахином, она тебе сообщает: прости, дорогой, я еще не готова к близости! Давай лучше съездим в Диснейленд! Западная же феминистка платит в ресторане из собственного кармана, а потом сама тебя приглашает: «Знаешь, что я решила? Пойдем трахаться! Но вначале, будь добр, подпиши договорчик — с тебя три оргазма, два куннилингуса, и чтоб никаких миссионерских и собачьих поз! Ты читаешь договор, а там мелкими буквами приписано: невыполнение условий договора приравнивается к изнасилованию».

— Хахаха, — засмеялся Саша, поднимая бокал. — За баб!

— За русских баб!

Они взяли еще. На этот раз Саша пил «черный русский», а Скиф белый.

— У меня много баб было, — хвастался Скиф, — так вот я тебе как на кресте, ну, или на магендовиде, скажу — русские бабы самые лучшие! Знаешь, говорят, что русская народная душа — женщина! Так вот, я бы не отказался ее трахнуть! Она ж, поди, сладкая, русская душа-то!

— За мое блестящее политическое будущее! — поднял Саша бокал.

— Как? — удивился Скиф.

— Иду в «Справедливость»! — Саше не терпелось поделиться.

— Это ты молодец! Хотя рискуешь, конечно. Они же несистемные, их прессуют. Если попадешь в переделку — я тебя вытащу. У меня крутые связи наверху.

— Буду иметь в виду, — взял на заметку Саша.

— А теперь — за бизнес! — предложил Скиф. — У меня намечается проект на сотни лимонов. Как заведется — будешь работать со мной. Сможешь бросить свой унылый офис, перестать продавать чертей и начать загребать реальные баблосы.

Друзья выпили. В следующий раз, когда Саша осмотрелся, цветные пятна уже носились как сумасшедшие по комнате, описывая сферические круги. Пол, потолок, сцена — все помещение вертелось, переворачиваясь с ног на голову. «Кажется, я пьян», — осознал Саша и громко произнес:

— Кажется, я пьян!

Только жесткий музыкальный бит и шум толпы отозвались в ответ. Он обернулся — друга не было. «Наверное, пошел отлить», — решил Саша и отправился, выписывая вензеля, к дребезжащему от басов танцполу.

На танцполе был аншлаг. Плотная масса людей содрогалась мясистым студнем. Брюнетки и блондинки били тяжелой артиллерией духов и пота. Их заманчивые тела с колыхающимися грудями, животами, попами соблазнительно дергались в ритмичном буги-вуги. Парни остервенело крутили мускулами, девушки — прелестями. Немного потанцевав, Саша почувствовал усталость и отчуждение от «потных и мокрых рыл» и шаг за шагом стал пробиваться к стеночке, к стеночке, подальше от орущих динамиков.

Там он ее и заметил.

Привет из прошлого

Однажды в Сашиной жизни объявился Костя. Костя был другом детства, вместе они росли в одном дворе, вместе мастерили вонючие куличи из грязного песка в покоцаных ведерках, жгли спички за забором и катались на трехколесных велосипедах. Позже, во втором классе школы, они увлеклись игрой в индейцев — воткнув в немытую башку подобранные с земли голубиные перья, раскрасив физиономию спертой у матери помадой, носились по двору, издавая боевые петушиные крики. Но совместное детство недолго длилось — после третьего класса Костя покинул родной город, где он жил у бабушки, и уехал в Москву, к родителям. Там и сгинул. До его окончательного исчезновения они еще успели обменяться несколькими незамысловатыми письмами, но вскоре водоворот жизни засосал их в свои неотвратимые воронки. Саша и не предполагал увидеть друга снова, пока одним унылым и мрачным питерским вечером не зарегистрировался в «Одноклассниках». Зарегился и забыл. Через несколько дней Саша вновь полез проверить свой аккаунт, а там… его ждало послание из прошлого. «Привет, — писал Костя. — Возможно ты помнишь, я задолжал тебе 1 рубль и 30 копеек рублей за мороженое — сладкий пломбир, что мы лопали на площади Ленина незадолго до моего отъезда. Все эти годы я пытался тебя найти, чтобы вернуть долг. Слава технологиям, ты появился! Желаю поскорее встретиться, чтобы освободить свою нетленную душу от лишних обязательств».