Жестокий бог - [8]

К концу путешествия я не мог не ухмыльнуться про себя. Эдгар Асталис поселил своих девочек в замке на берегу океана, с высокими заборами из белого штакетника и плотно закрытыми шторами.

Мило. Предсказуемо. Безопасно.

Совсем как его бесполезные дочурки.

Я развернулся и поехал обратно в школу, где нашел Поппи с дурацким аккордеоном за репетицией марширующего оркестра, ее сумка от Прада лениво висела на спинке стула, в то время как она стояла ко мне спиной. Я выудил ключ от ее дома, отправился в центр, сделал копию и вернулся как раз вовремя, чтобы сунуть его обратно, прежде чем она схватила свою сумку и пошла за молочными коктейлями с группой.

На следующий день я следил за Ленорой, делая пометку, чтобы посмотреть, был ли там кто-нибудь еще. Поппи посещала все доступные внеклассные занятия, включая оркестр, репетиторство, английский клуб и походы. (Она принадлежала к тем подросткам, которые придают большое значение всему, что делают, включая прогулки.) Эдгар Асталис с утра до ночи надрывал задницу в том художественном заведении, где он был соучредителем, и нигде не появлялся.

Паршивая овца, милый ягненок, днем был совсем один, ожидая, когда его съест волк.

На третий день – сегодня – я пошел на убийство. К этому времени я уже знал распорядок дня Леноры и позволил ей сорок минут нежиться в собственном неведении, пока сидел в своем раздолбанном грузовике, скрестив ноги на приборной панели, пока она занималась своими делами. Длинными округлыми штрихами я набросал скульптуру у себя в блокноте, иногда отвлекаясь на сигарету, свисавшую с уголка моего рта.

Когда часы пробили четыре и мой будильник зазвонил, я вылез из грузовика и направился в собственность Асталиса, отперев дверь и ворвавшись, как будто я был хозяином этого места. Я прошел через вход, мимо гостиной с мраморными акцентами и антикварной мебелью и направился к двойным стеклянным дверям. Раздвинув их, я посмотрел вниз на бассейн фигурной формы, заметив Хорошую Девочку.

Она делала круги под водой, двигаясь маленькими, изящными движениями. Я подошел к краю бассейна, прикурил оставшуюся часть сигареты и присел на корточки в своих рваных черных узких джинсах и потертой серой рубашке, которую так ненавидела моя мать. А я ненавидел богатство, к которому не имел никакого отношения, но это была совсем другая история, и Ленора никогда ее не услышит, потому что сегодня наше общение закончится.

В следующий раз, когда мне придется что-то доказывать, это будет с помощью действий, а не слов.

Выпустив облако дыма вверх, я наблюдал, как голова Леноры высунулась из воды, появившись передо мной впервые с тех пор, как я вошел.

Я понял, что за все это время она ни разу не вздохнула.

Она больше не была тем ребенком с юга Франции, который не умел плавать. Она научилась.

И она была совершенно голой.

Ее ресницы были занавешены жирными каплями воды, которые каскадом стекали по щекам. Она поставила локти на край бассейна, проверяя время на своих полярных часах. Именно тогда она краем глаза заметила, что что-то – кто-то – загораживает солнце. Она прищурилась, используя одну руку как козырек.

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь, Спенсер? – Она отпрянула назад как от удара, будто мое существование взорвалось у нее перед носом.

– Я задавал себе тот же самый вопрос, Асталис, с тех пор, как увидел твою добрую, мягкую попку в своих владениях и понял, что ты заблудилась в ближайшем мире фей, которым ты поглощена.

Было странно, что, хотя нас официально не представляли друг другу с тех пор, как она приехала сюда, мы все еще помнили друг друга во всех смыслах, которые имели значение. Я знал, что она читает фэнтези, слушает The Smiths и The Cure и считает Саймона Пегга[7] гениальным комиком. Она понимала, что я из тех придурков, кто врывается в ее дом и наблюдает за ней.

Это подтвердило мои первоначальные подозрения. Она заметила меня в школе, так же как я заметил ее. Ни один из нас не счел разумным признавать другого. Не на публике.

Я затянулся сигаретой, усаживаясь на трамплин для прыжков в воду и медленно приподнимая ее халат из полотенца кончиком пальца, как будто это вызывало у меня отвращение.

– Так-так. – Я покачал головой, наблюдая за отражением своей злой ухмылки в ее блестящих, сине-зелено-золотых, какими-бы-они-черт-ни-были, гипнотизирующих глазах Друзиллы[8]. – Купаться голышом? Хорошим девочкам плевать на линии загара. У нас в школе тебя не станут трахать. Боюсь, я этого не допущу.

– На это я не буду спрашивать твоего разрешения, – невозмутимо произнесла она, притворно зевая.

– Так не бывает, Хорошая Девочка. Когда я говорю «прыгай», они спрашивают, как высоко. А завтра все узнают, что ты испорченный товар, так что запасайся батарейками, потому что настоящий член тебе не светит.

– Шикарно. – Она медленно хлопнула в ладоши, саркастически присвистнув. – Вершина пищевой цепочки, верно, Спенс?

Она использовала прозвище, которое я так ненавидел. Она слышала обо мне в школе, знала о моем легионе последователей. Хорошо.

Я склонил голову набок. Ну и что с того, что она притворилась, будто ей насрать на мою популярность?