Жестокий бог - [10]

Хорошее, плохое и уродливое. Я обладал всем этим.

Я почти позволил искренней улыбке украсить мои губы. Почти. А потом я вспомнил, кто она такая. И что она знала.

– О том инциденте, свидетелем которого ты стала…

– Подтяни свои штанишки, Вон. Они у тебя запутались. – У нее хватило наглости прервать меня на полуслове, ее влажный рот быстро двигался. – Я никогда не делилась твоим секретом и никогда не поделюсь. Это не мой стиль, не мое дело и не моя информация, чтобы рассказывать. Веришь или нет, но то, что я не переехала в Калифорнию, когда это сделали мой отец и Поппи, не имело к тебе никакого отношения. Я люблю Карлайл. Это лучшая школа искусств в Европе. Я не боялась тебя. Насколько я понимаю, мы никогда раньше не встречались, и я ничего о тебе не знаю, кроме очевидной информации, которую добровольно предоставили в Школе Всех Святых.

Она ждала вопроса. Обычно я бы не стал допускать такого поведения. Но она меня позабавила. Цирковая обезьянка – как я уже говорил раньше.

– Что именно? – Я наклонился вперед.

– Что ты жалкая, садистская задница, которой нравится использовать девушек и издеваться над людьми.

Если она и ждала реакции на мою репутацию, то была глубоко разочарована. Я наклонился вперед, уперев локти в колени, и, прищурившись, посмотрел ей в лицо.

– Почему я должен тебе верить?

Она прижала ладонь к краю бассейна и одним движением подтянулась, поднимаясь из воды, пока не встала передо мной.

Никакого топа от бикини.

Никаких трусиков.

Ничего.

Хорошая Девочка была совершенно голой, мокрой и смелой, и, возможно, в этот момент она не была такой уж посредственной.

Скажем так, если бы у меня когда-нибудь было настроение, в котором я позволил бы ей сосать мой член и массировать мои яйца, я испытывал бы его сейчас.

Ее груди были маленькими, но круглыми и упругими, соски заостренными, розовыми и умоляющими, чтобы их пососали. У нее было соблазнительное тело, хотя она чертовски хорошо справлялась с тем, чтобы скрыть всю эту шелковистую, гладкую плоть под черными сетками и кожаными брюками, а между ног была копна светлых волос. Немного, но достаточно, чтобы показать себя. Для меня она была настоящей, девственной блондинкой – не натертой воском, обесцвеченной и ухоженной до смерти, ожидающей, чтобы дать какому-нибудь придурку полный опыт Порнхаба с тщательно выбритой киской.

На внутренней стороне ее бедра виднелась татуировка, но я не мог хорошо рассмотреть, что на ней было написано.

Вернув взгляд к ее лицу, я решил, что, может быть, оно все-таки не такое уж и мягкое. Почти все в ней было маленьким – нос, губы, веснушки, уши – но глаза были огромными и голубыми. Масса иссиня-черных длинных волос с корнями цвета яичного желтка не скрывала того, кем она была на самом деле.

Чистой, трогательной и отчасти безумной.

Я стоял во весь рост, задрав подбородок, прекрасно зная, что мой член не набухнет в штанах, если я этого не захочу. Это была одна из лучших особенностей в моем испорченном состоянии. Я мог полностью контролировать свое либидо, и он твердел только по требованию – своему требованию. Большинство подростковых членов были предателями, и они втягивали моих друзей во всякую хрень. Но только не мой. Мой слушался. И прямо сейчас я не собирался доставлять ей удовольствие, показав, что хочу трахнуть ее умный ротик.

Мы стояли лицом к лицу. Я был на полторы головы выше, но почему-то, с ее вздернутым подбородком, холодным взглядом и упрямой позой, она не чувствовала себя такой маленькой рядом со мной.

Она уже не была той дрожащей девушкой, которая притворялась спящей и всем своим безмолвным телом умоляла меня не перерезать ей горло той ночью.

Похожие, но разные.

Невинная, но больше не покорная.

– Ты должен мне поверить, – объявила она, – потому что для того, чтобы уничтожить тебя, мне нужно сначала признать тебя. Видишь ли, для того, чтобы разрушить жизнь человека, тебе нужно его ненавидеть. Завидовать ему. Почувствовать какой-то страстный отклик по отношению к нему. Ты ничего во мне не возбуждаешь, Вон Спенсер. Даже не отвращение. Даже не жалко, хотя мне действительно следовало бы пожалеть тебя. Ты – жвачка, прилипшая к подошвам моих ботинок. Ты – мимолетный момент, который никто не помнит, – ничем не примечательный, ненужный и совершенно забываемый. Ты тот парень, насчет которого я когда-то верила, что он может убить меня, поэтому из-за тебя – да, из-за тебя – я начала свой путь к тому, кто я есть сегодня. Я непобедимая. Ты больше не можешь меня пугать, Спенсер. Я несокрушима. Испытай меня.

Я сделал шаг назад, все еще удерживая ее взгляд. Я знал, что задушу ее, если останусь рядом. Не потому, что я не верил, что она не заботится обо мне, а потому, что я верил.

Леноре Асталис было глубоко наплевать.

Она знала, что я учусь в ее школе, и даже не взглянула на меня украдкой.

Она не говорила обо мне.

Не думала обо мне.

Не преследовала меня.

И это было… что-то новенькое.

Людям было не все равно – хотели ли они мой член, быть моей девушкой, моим другом, моим партнером по лаборатории, коллегой, сверстником или домашним животным. Кем бы они ни хотели быть для меня, они всегда старались, чтобы это произошло. Они смотрели на меня с непоколебимым очарованием. А я? Я был легендой. Я почти не ел, не спал и не разговаривал публично. Единственное, что я делал по-человечески перед аудиторией, – позволял девушкам сосать мой член на вечеринках. Даже этим я доказывал свою правоту самому себе больше, чем кому-либо другому.