Жестокие романтики против кровавых гегемонов. Том 7 - [54]

Сторонники Сталина Орджоникидзе и Ворошилов отвергли эту идею, и тут же в пещере «похоронили» это начало заговора против Сталина. В этой ситуации Апфельбаум-Зиновьев понял, что попал в затруднительную ситуацию, — понятно, что Сталину его предложение станет известным и ему придется со Сталиным объясняться, выкручиваться, и он решил упредить донос и заодно попробовать удачу — а вдруг Сталин согласится с его предложением. И Зиновьев решил намудрить: подговорил бестолкового «Балаболку» Бухарина на якобы «невинную» шутку, и 29 июля 1923 года они отправили из Кисловодска Сталину письмо, в котором написали:

«Два обывателя предлагают ввести в Секретариат для консолидации Зиновьева, Троцкого, Сталина». Сталин, скорее всего, недовольно хмыкнув, подумал — ничего себе шутки «обывателей», — ввести в мой Секретариат моего противника Бронштейна-Троцкого и его друга по Коминтерну. Размыть мою власть хотят и лишить её. У Бронштейна вся Красная армия и огромный авторитет вождя, а у меня авторитет поменьше и какой-то Секретариат, если на это соглашусь, то у Троцкого и Зиновьева будет и Красная армия и Секретариат, а с чем останусь я?.. Тоже мне — нашлись игроки (дальше, думаю, пошли не очень приятные эпитеты в адрес разомлевших от жары «обывателей»).

И Сталин, мудро-хитро ухмыльнувшись, оригинально и дипломатично им отвечает, в начале «скосив под простачка»: «Не пойму, что я должен сделать, чтобы вы не ругались. Было бы лучше, если бы вы прислали записочку — ясную и точную». Далее в ответном письме Сталин как бы между прочим легко и одновременно тяжко обвинил Зиновьева и Бухарина в попытке партийного разрыва и разрыва их дружной работы, дружбы: «Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное). Действуйте, как хотите». Похоже, Сталин не только выдвинул серьёзное обвинение, но и не на шутку разозлился и психанул, дав ложную свободу и ответственность важного выбора, испугав этим здорово «обывателей» — авантюристов.

В последней трети этого письма Сталин миролюбиво решил сгладить вторую острую часть письма и дружелюбно ненавязчиво надавил на товарищескую и партийную совесть этих «обывателей» — «шахматистов» и с притворным «пофигизмом», как маститый актер, написал: «Дней через 8-10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего.

Постскриптум. Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы. А я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь, друзья мои. И. Ст.».

Нетрудно представить мимику читающих этот ответ и переглядывающихся после каждой фразы этих кисловодских горе-мудрецов. Думаю, Сталин предугадывал ответ на его письмо, который был уже во многом спроецирован его письмом, но всё же волновался, ждал ответа. И «друзья» быстро поспешили закрыть тему: «Разговоры о разрыве — это же, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи. Куда вы думаете ехать отдохнуть? Привет».

Нетрудно также догадаться — что после этого письма подумал Сталин об этих любителях эпистолярного жанра, и не стоит это озвучивать. Уверен, своё вышеизложенное письмо Зиновьеву и Бухарину Сталин писал долго, напряженно, взвешивая каждое слово. И, зная «кавказский» характер Сталина, уверен — при выставлении конечного суммарного счёта в середине 30-х этим партийным «обывателям» он припомнил им и эту напряженную, нервную историю с письмом. Ибо то жаркое лето 1923 года было важным моментом, — перед грядущим столкновением формировались две «армии», две силы, для колеблющихся происходил момент выбора, происходил некий процесс сепарации, раздела, — во многом определяющий в будущем исход сражения. И кто какие фигуры перетащит на стартовую позицию — имело важное значение. Сталин понимал, что «Балаболка» — «Бухарчик» до такого иезуитского «хода» не додумался бы, — и эта идея «разбавить» Секретариат — полностью Каменева, или, возможно, подсказанная ему кем-то из его окружения или даже самим Троцким. И было понятно, что Зиновьев — это сильная политическая фигура, формально даже сильнее Сталина — руководит не только Ленинградом, но и пустившим щупальца в различные страны Коминтерном. В борьбе с вождём, с гигантом Голиафом — Троцким такую фигуру хорошо бы иметь на своей стороне, в своём лагере. И если Троцкий лишится такой фигуры, то урон для него будет большой, весьма ощутимый.

У зажравшегося Зиновьева всё есть, за что его зацепить?.. Шансов немного, но стоит попробовать его перетянуть на свою сторону. Подчиненная Апфельбаума-Зиновьева сотрудница Коминтерна А. Куусинен дала любопытную характеристику своему начальнику: «Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитер, с людьми груб и неотесан. Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчиненным был излишне требователен, с начальством — подхалим. Ленин Зиновьеву покровительствовал, но после его смерти, когда Сталин стал пробиваться к власти, карьера Зиновьева стала рушиться» (Куусинен А. «Господь низвергает своих ангелов», Петрозаводск, 1991.)