Жертвуя малым - [71]

Новый деликатный стук, и проводница почтительно возложила передо мной лакированную коробку с писчими принадлежностями. Бумага была двухслойная, матовая, розоватая, как лепестки поздней вишни. Уточнив, когда подавать завтрак, девушка оставила меня в одиночестве.

Я полюбовалась на изысканные кисти с щетиной из барсучьей шерсти, с вырезанным сбоку автографом мастера. Это был знаменитый Кандид Теллурий, внук прославленного Модеста Теллурия, написавшего такие известные картины как «Утро в бамбуковой роще», «Соловей и слива. Ранняя весна» и прочие, вошедшие в школьные учебники шедевры. Тушь, с выгравированным на ней изображением карпа, подставка для туши и серебряное пресс-папье составляли с кистями гармоничный ансамбль. Наслаждаясь сосновым ароматом, я натерла тушь, выбрала бумагу и с удовольствием принялась писать родителям пространное письмо, предвкушая, как они удивятся, когда получат его.

«Любезная матушка и почтенный папенька.

Пишу к вам в пору, когда молодая листва сияет.

Здоровы ли вы?

Я, вашими молитвами, здорова.

Смиренно прошу снисхождения за долгое молчание.

Итак, спешу известить вас о том, как проходят мои дни.

Вчера, 3-го дня второй декады месяца Сливовых дождей, завершилась последняя служба, посвященная умиротворению душ предков. Как писала ваша почтительная дочь в предыдущем письме, отправлял ее в этот раз Лучезарный дон Август, двоюродный брат Божественного, Верховный жрец Лукавого и воплощенный его представитель. Пятью днями ранее сей благороднейший муж при посредничестве своей Сиятельной племянницы и моей научной патронессы, донны Фредерики, на первой лемурийской всенощной принародно представил горожанам своего Божественного племянника, не достигшего покуда совершеннолетия и потому скрывавшего свою персону от любознательных очей газетчиков и их скорописных кистей. Ныне же, как, верю, изволили убедиться и вы, прочтя свежие новостные выпуски, ни имени, ни облика своего более не таящего и направляющегося в Столицу для аудиенции с Его Божественным Величеством Императором, да продлятся дни Его вечно! Я же, ваша почтительная дочь, выбрана сим юным аристократом в качестве сопровождающей, а также по научной надобности отправлена госпожой наставницей донной Фредерикой в Столицу, дабы разыскать в тамошних архивах информацию, пригодную к теме моего дипломного исследования. Отпуск мой и освобождение от занятий заверены личной печатью Сиятельной донны, высшей жрицы Подземного святилища, командировочные в канцелярии храма выписаны и авансом мною получены в размере 15 драхм, без учета пансиона. В начале марса, иными словами, 5-го дня второй декады сего месяца ожидается, согласно расписанию, прибытие Императорского поезда, посредством коего ваша почтительная дочь путешествует, на Центральный перрон Вечного города, откуда вновь, незамедлительно, имею намерение послать вам новое письмо.

Говоря же о частностях, спешу подчеркнуть, что первый секретарь Лучезарного дона, господин Максимилиан, весьма галантен и учтив в обращении. В меркурий на прошлой неделе я с подругами Лидией и Летой (Меланида сказалась занятостью и не пошла, вероятно, расстроилась, что ее не выбрали для Лемурийских плясок вместе с другими грациями; воистину, это очень обидно!), и он с коллегами провели несколько весьма приятных часов за прогулкой по достопримечательностям Саракиса и непринужденной беседой за обедом в летнем кафе на площади Справедливости. К слову, в том самом, где Вы, маменька, в бытность мою неофиткой изволили угощать меня жареными в меду каштанами.

Засим прошу позволения откланяться, передаю приветы домашним и в особенности бабушке Хлое и тетушке Массандре. Берегите драгоценное ваше здоровье, побольше бывайте на свежем воздухе.

Нежно любящая и почтительная ваша дочь,

Миладинова Кора.

248 год от ВК[14], месяц Сливовых дождей, 4-й день второй декады».

Переписав начисто, я дала туши подсохнуть, и убрала письмо в украшенный изящной персикового цвета лентою конверт. Посидела, отдыхая, с некоторым сожалением наблюдая за тем, как побережье и матовый блеск океана постепенно отступают, заслоненные сосновым лесом. Рельсы уходили в глубь острова, дальнейший наш путь лежал в самом сердце суши. Утешившись тем, что вскоре мне впервые предстоит оказаться в тоннеле, я распустила волосы и разлеглась на диване, задрав ноги. Вскоре постучалась проводница с условленным завтраком, и я, глотая слюну от предвкушения, пригласила ее войти.

Проводница поспешно вкатила в купе столик на колесах. Поправляя задравшийся до бедер халат, я благодушно подивилась, куда это она так торопится. Не успело это мое удивление облечься в словесную форму, как следом за проводницей, не преминувшей согнуться в низком поклоне, в купе ко мне с лирическим видом шагнул Соль. Я моментально лишилась дара речи и покрылась холодным потом. А он, сделав отмашку робеющей проводнице, чтоб начала накрывать на стол, обратился ко мне:

— Не возражаешь?

— Нет, — булькнула я, поспешно садясь и отвешивая ему сидячий поклон. — Большая честь для меня…

Проводница, торопливо расставив приборы и сняв крышки с горячих блюд, с извинениями покинула нас.