Жертвуя малым - [73]

Не откладывая в долгий ящик, я пошарила в сумке и вынула на свет тетрадь. Вести дневник меня приучила матушка. С шести лет я жила в храме, приезжала в поместье только на зимние каникулы, и, разумеется, обо всех своих горестях и радостях напрямую рассказать родительнице не могла. Чтобы не получать от меня огромное количество жалобных писем, благоразумная матушка посоветовала мне вести дневник. «Записывай все, что произошло с тобой за день, и в конце недели перечитывай. Если останется то, что до сих пор тревожит тебя, пиши мне в письме». Так наставила меня она, и я ее правилу послушно следовала. Как выяснилось, к концу недели у человека остается не так уж много важных новостей, ради которых стоило бы каждый раз отправляться на почту.

К семнадцати годам я уже так привыкла вести дневник, что это стало для меня ритуалом. Несмотря на загруженность делами и усталость, невзирая даже на недолгое соседство Соля, каждый вечер я старалась записывать текущие происшествия. И вот теперь решила не изменять многолетней традиции, тем более что и жизнь моя, наконец, обогатилась достойными упоминания событиями.

«Буду потом внукам хвастаться», — подумала я, и, раскрыв тетрадь, уселась за столом поудобнее.

Дневник оказался не моим. А той самой тетрадкой, узнать о судьбе которой давеча заходил, весьма обеспокоенный, Соль. Всего в ней и сходства-то с моим дневником было, что размер одинаков.

Настроенная по-прежнему благодушно, я уже более тщательно пошарила в сумке. Моего дневника не было. Начиная подозревать, что впопыхах попросту перепутала, я все же не поленилась и поискала среди других своих вещей. Но моего дневника, будто Соль его сглазил, нигде не оказалось. Впервые за одиннадцать лет со мной случился такой казус.

От расстройства я даже спать перехотела. Все-таки привычка — великая сила. Особенно в случае, когда ее нельзя удовлетворить.

«Ничего, куплю новую тетрадь в столице», — попыталась утешить себя я. Но все же досадно было очень. Так, что захотелось в отместку — Солю, кому же еще, — начеркать что-нибудь в его, так некстати подвернувшейся под руку, тетради.

«И чем оно ему так дорого, это старье?» — подумала я, с негодованием перелистывая к началу. Сказать по правде, я заглядывала в загадочный дневник всего во второй раз. Первый состоялся шесть дней назад, потом произошло много всякого, и думать над содержимым ветхой тетрадки у меня не осталось ни времени, ни сил. Я о ней начисто забыла, и вспомнила только теперь благодаря Солю и собственной рассеянности.

Кипя возмущением, я вперилась в рисунки и подписи к ним. Так, так, что тут у нас? Ну и закорючки, помилуйте благие боги! Как он и писал-то их, неведомый автор, под лупой, что ли?..

Четверть часа спустя я вызвала проводницу и поинтересовалась, нет ли у нее увеличительного стекла. Таковое в загашнике нашлось. Спустя стражу я, душераздирающе зевая, потребовала круто заваренного зеленого чая и продолжила продираться сквозь дебри мелких архаичных знаков. Через стражу с половиной, когда поезд вошел в первый в моей жизни тоннель, я, не обращая на это внимания, пыталась сообразить, что же мне с полученным знанием делать. Ответ напрашивался сам собой, и я, вооружившись смелостью и чужим дневником, отправилась в гости к Солю.

* * *

Его купе находилось по соседству с моим, поскольку формально я являлась единственной его подчиненной. Вообще-то Солю по статусу полагался отдельный вагон, но он попросту не был предусмотрен в этом поезде, ведь, согласно первоначальной задумке, Лучезарный дон намеревался путешествовать в одиночку. Времени ждать, когда прицепят и оборудуют еще один вагон, у аристократов не было: и без того по милости Соля дон Август вынужден был нарушить график объезда императорских земель и спешно возвратиться в столицу. Поэтому внебрачный сын Божественного был помещен в том же вагоне, в котором ехала сопровождавшая Лучезарного дона свита. Соль был весьма недоволен этим фактом, но выбора не было и ему пришлось смириться.

Прижимая к груди ветхую тетрадь, я деликатно постучала в дверь купе и негромко сказала:

— Светлейший домин, не соблаговолите ли уделить внимание вашей негодной сопровождающей Коре?

Не успела я договорить, как дверь отворилась, и Соль посторонился, пропуская меня внутрь.

— Что стряслось? — начал он и округлил глаза, заметив тетрадь. Затем, без слов, закрыл дверь и запер ее на защелку. Жестом указал мне на место на диване у окна, и сам сел напротив, облокотившись на стол.

— А сказала, что в общежитии оставила, — сухим голосом заметил он.

Я сглотнула.

— Я в спешке взяла не ту тетрадь, — сказала я. — И я… прочитала…

Соль вздохнул.

— По тебе заметно. Вместо того, чтобы вернуть хозяину, да?

— Но разве ты не хотел, чтоб я ее прочла? — спросила я, и снова сглотнула.

Он, внимательно оглядев меня, повернулся и дернул за вызывающий проводницу шнурок.

— Допустим. Но было бы лучше, если бы ты не брала ее с собой.

— Так это… правда, что в ней написано?

Раздался вежливый стук, Соль открыл дверь и купе озарилось дежурной улыбкой проводницы.

— Будь добра, принеси чайник тонизирующего чая, — заказал ей Соль.