Жертвуя малым - [60]

— Назовись! — наконец, приказала я на языке плебеев.

Старуха глубоко затянулась и выпустила новую порцию сизого дыма.

— Ты знаешь, кто я, маленькая жрица. Спрашивай о том, за чем пришла.

Но я колебалась. В хриплом тоне, каким старуха говорила со мной, не было вражды, только глубокое чувство собственного достоинства. Как будто мы были на равных: я, дерзкая гостья, и она — готовая приветить меня, несмотря ни на что, хозяйка.

— Ты нарушила закон, отправившись в Гиблый лес, чтобы упокоить сына-преступника. Ты помнишь, как это было?

— О да, — и новые клубы дыма вырвались из ее рта. Двойная тень у ее ног качнулась.

— Он что-нибудь сказал тебе перед тем, как ты отпустила его дух на волю без должного на то позволения?

— Смотри хорошенько, жрица, — с легкой, но скорее грустной, нежели обидной усмешкой проговорила неупокоенная. — Его дух по-прежнему здесь.

Тень снова качнулась, и я увидела, наконец, две головы на одних плечах. Одна — гротескная и уродливая — принадлежала, несомненно, моей визави, вторая — большая и кудлатая — мужчине?..

— Я забрала его с собой, сына-преступника, дожидаться, пока тот, кто привел тебя сюда, освободит всех нас.

— Твой сын, я могу говорить с ним?

Плебейка медленно покачала головой. Ее одинокий глаз смотрел печально и влажно.

— Истина, которую ты хочешь узнать, была отдана на хранение тому, кто пришел в Гиблый лес вместе со мной. Сын ждал другого, проклятого мною, боялся, что не сохранит тайну до его прихода. Он отдал сокровище, за которое заплатил жизнью, моему спутнику, коего разумел другом себе и тому, другому. Отдал, как он разумел, в надежные руки. Теперь ни он, ни я не владеем ничем. Ты зря пришла сюда, рискуя, маленькая жрица. Зря взяла на себя смелость говорить с голодными духами. — Темные губы ее, сморщившись, разошлись, обнажая крупные желтые зубы. Я похолодела, но старуха, склонив к плечу голову, улыбнулась, глядя мне за плечо. — Ты под надежной защитой, жрица. Возможно, ты пришла все же не зря. Он скромен и не покажется, пока я не позволю, но он присутствует поблизости, охраняя тебя. Так передай же ему мои слова: я прокляла его, и слов своих назад взять не смогу, хотя и сожалею сейчас о сказанном. Сожалею потому, что сын желал ему успеха, даже приняв мучительное наказание, он не озлобился, до последних мгновений берег в себе человеческое, чтобы передать Светлому открывшуюся ему истину. Он и сейчас верит в то, что Светлому удастся совершить задуманное, отыскать Сокрытую и спасти Ее, и всех нас спасти, хотя, ты видишь, жрица, от сына моего мало, что осталось, — неупокоенная взмахнула свободной рукой, указывая на двуглавую тень. Силуэт круглой кудлатой головы чуть качнулся на траве. — Поэтому я хочу, чтобы он знал: уйти от моего проклятия он не сумеет. Я пожелала ему провала, пожелала потерять все, что ему дорого, испытать бессилие, какое довелось испытать мне, когда я узнала, что сын мой погиб и приговорен к страшной каре по вине пришельца. Этого ему не избежать. Но он сможет избыть проклятие, если каждый выберет правильно. Если с этой поры каждый причастный поступит так, как велит совесть, а не так, как выгодно, тогда — и только тогда — сила моего проклятия не будет иметь над Светлым власти. Ты передашь ему мои слова, маленькая жрица?

— Да, — сказала я. Мудрая сделала новую глубокую затяжку, удовлетворенно жмуря глаз, и выдохнула дым.

— Тогда уходи.

Я почти сложила руки в ритуальную фигуру, чтобы прервать транс, но промедлила и спросила:

— А как же ты? Твой дух, — я показала на ее череп, отливающий металлически-серым в резком монохромном свете, — костенеет. Разве ты не хочешь, чтобы Соль освободил тебя?

Мудрая покачала головой.

— Не хочу, — согласилась она. — И он не сможет меня заставить.

Я свела пальцы в отпирающем жесте, и через несколько головокружительных мгновений снова пребывала в склепе, слушая шуршание воздухозаборников и вдыхая ставший привычным запах разложения. Сидящий напротив в напряженной позе Соль, заметив мой взгляд, тут же принялся споро собирать жреческое оборудование.

— Слышал разговор? — придя в себя окончательно, спросила я.

Соль кивнул, укладывая в чемоданчик последние детали. Защелкнул замки и, встав на ноги, сунул руку в карман вампирского балахона. Вынув ясеневый кулон, он положил его старухе на грудь, под скрещенные костяные ладони, и задвинул на место тяжелую крышку. Провел рукой по гладкой каменной поверхности. Лицо его, хоть и скрытое темными вампирскими очками, выглядело жалко. Я отвела взгляд. Начала подниматься на ноги, но потеряла равновесие и едва не упала. Соль поддержал меня.

— Не убейся, — глухо проговорил он, и отпустил меня.

Я пожала плечами. Умирать в ближайшие планы не входило. Впрочем, его друг-плебей и его упрямая мать тоже едва ли стремились к скорой гибели.

— Не вини себя, — не нашла ничего лучше чем сказать я.

— А кого? — Соль, не глядя на меня, покачал головой.

— Никого, — я вздохнула. Кто может быть виновным в чьей-то смерти? Он ведь не убил их своими руками. Сейчас он мог бы освободить их души от участи стать призраками, но старуха этого не хочет, а ее сын, похоже, ничего решить уже не способен. Он выработал ресурс самости, сохраняя важную тайну, где находится Аласта, до прихода Соля. Но Соль не пришел. Наверняка он разыскал бы своего друга в Гиблом лесу, не будь обременен моей компанией. Он так и собирался поступить, после того, как упокоил двоих плебеев, но я сказала «Нет». С меня и двоих-то было довольно. Займись мой спутник беззаконной амнистией всех оставшихся приговоренных, мы не поспели бы в храм к положенному сроку. И тогда преступницей стала бы я. Как ни крути, а, с моей точки зрения, Соль тогда сделал правильный выбор. Чем бы эта Аласта ни являлась.