Жертвуя малым - [151]

Что ж, больше он не будет спорить с судьбой. В финале этого пути он намерен превратить себя в бомбу.

Месяц Сливовых дождей, 5-й день второй декады, марс

Торис[16] вышагивал вдоль забранной тяжелым шелком стены: черная с серебряной рукоятью в виде головы коршуна трость — подарок любимой племянницы — в одной руке, стопка исписанных бумаг в другой. Он диктовал секретарю текст предварительного отчета о своем кратком пребывании в Саракисе и почти добрался до конца, когда украшенная его личным вензелем дверь отворилась. Под грохот колес в вагон шагнул этот ипокас-куру, самодовольный выскочка, новый фаворит Фредерики. Он снова был без маски, как и в первую ночь мистерий, и под кистью секретаря, бросившего украдкой на вошедшего взгляд, образовалась на красивом листе уродливая клякса.

— Я ожидал, что ты пораньше придешь, — с мягкой укоризной заметил фавориту Торис, пока секретарь, бормоча извинения, судорожно сыпал песок на испорченную страницу.

— Прости, — без тени раскаяния отозвался выскочка. Он плюхнулся на диван, закидывая ногу на ногу, развалился, по-хозяйски озираясь. — Помешал?

Торис тряхнул сжатой в пальцах стопкой собственных заметок, поглядел на напряженный затылок секретаря.

— Разбуди Лукреция, — сказал он, легонько постучав клювом коршуна по его отвердевшему плечу. — Вдвоем с ним отчет набело перепишите.

Молодой человек вскочил, торопливо кланяясь. Дождавшись, когда он соберет письменные приборы и бумаги, Торис выпроводил его из вагона и, с удовольствием сняв маску, повернулся к новому родственнику.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Водку со льдом.

Небрежно бросив маску на тяжелый черного дерева стол, Торис прошел к мини-бару в дальнем конце вагона. Неяркий свет свечей (их Торис по старинке предпочитал всем остальным видам освещения) жидким золотом отразился в острых гранях графинов и округлых бутылочных боках, когда он открыл лакированные створки заповедного шкафчика. Неторопливо, тщательно, артистично, смешал он пропорции и вернулся к дивану с бокалом и граненым стаканом в руках. Стакан протянул визитеру. Тот взял, тут же чуть пригубил, без особого, впрочем, удовольствия. Положенную богам долю он выплескивать не стал, хотя предназначенная для этого урна стояла рядом.

Торис поставил бокал на столик, вернулся за тростью (он не расставался с ней) и сел в кресло напротив гостя. Выполнив все процедуры, попробовал собственный напиток на вкус. Независимо от времени суток он предпочитал употреблять коньяк. Ему нравилось, как тот мягко горчит на языке, а опьянения он, как любой из непорочно рожденных, не страшился.

В молчании он отдавал дань благородному напитку. Соль, новый фаворит Фредерики, лениво следил за ним, сжав собственный стакан между колен. В темных нетипичных глазах его отражались огоньки свечей.

— Было бы весьма неплохо, — добродушно заметил ему Торис, — если бы утром ты все-таки надел маску.

— В Саракисе ты уже обращал на это внимание, — невозмутимо кивнул Соль. — Но эта любовь к анонимности может сослужить дурную службу… в данном случае. Ведь даже цвета одежды принадлежат храму, в котором Инга служит.

— Для того, чтобы ты мог получить собственные цвета, нам нужно представить тебя Императору, — покачал головой Торис.

Фаворит кивнул.

— До этого момента ничто не должно помешать народу лицезреть его будущего правителя воочию, — самоуверенно добавил он.

— Чимаирэ-Базилевс крайне не одобряет, когда кто-то нарушает установленные от века традиции из прихоти, — возразил Торис. И отставил бокал на столик. Пить ему расхотелось.

— Но ведь он разумный… человек, и понимает, что в данном случае никакая это не прихоть, а всего лишь гарантия безопасности на случай недопонимания. Как только позиции всех сторон будут разъяснены, не останется причин нарушать заведенный порядок.

— Не слишком-то ты, мой заморский друг, доверчив, — Торис вздохнул, разглядывая грозно раскрывшую клюв серебряную птицу на набалдашнике трости. Что Фредерика нашла в нем, в этом неотесанном дикаре? — В кругу Семьи, среди своих, мы вполне могли бы дело миром решить.

— Тем более не терпится попасть в круг своих! — отозвался Соль неожиданно пылко. — Поверь, нет ни капли приятного в том, что приходится угрожать собственным родственникам.

— Вот как? — проведя пальцем по прохладному металлу искусно вылепленной птичьей головы, Торис, наконец, позволил себе чуть расслабиться. Может быть, с воспрянувшей надеждой подумал он, этот пришлый рэпун-куру и впрямь не так опасен, как пытается показать? Может быть, он просто испуган и следует естественному для него стремлению во что бы то ни стало обрести поддержку себе подобных? Все же, в отличие от остальных, он с самого начала был в изоляции. — Как они там? — мягко спросил он, вновь протягивая руку к недопитому бокалу. — Живы ли еще, мои тюлени?

Новенький вздрогнул, накрыл стакан ладонью, боясь расплескать напиток.

— Их мало осталось, — неохотно сказал он, глядя мимо Ториса. — Когда поселился на их землях надолго, у них вышел конфликт с племенем прибрежных людей. Больше двух веков они жили бок о бок, как добрые соседи… настолько, насколько это было возможно в их обстоятельствах, но потом… Пришли змееглазые, и все изменилось к худшему.