Жертвуя малым - [150]

Волчица, ну почему?!.. Сейчас оставалось лишь гадать. Но, гадай не гадай, а только он, Соль, кругом виноват в том, что потерял ее, свою первую, свою единственную Белую жрицу. Сжираемый ревностью, растерявшийся, он смотрел, как она идет навстречу Молоху, засевшему в его теле, навстречу им обоим — хозяину и слуге, так нуждавшимся когда-то друг в друге, — смотрел, как, робкая, бьется в ней пульсация чужой жизни, и думал о том, как ему хочется ее сломать. На краткий миг его помыслы вошли в резонанс с теми словами, что шептал ему горячечно Молох, на миг вещь и ее хозяин стали одним, слились в предвкушении крови, — и он выпал, бежал, как предатель, открывший ворота неприятельской армии, спасся из собственного тела. Ужасаясь себе. Никогда больше с тех пор не зная, как правильно.

— Прости дурака, Акмэ, — вслух сказал он, и безотчетно оттолкнул с колен тетрадь ладонями.

Шурша листами, она упала под стол, легла там, раскрывшись, как усталая птица. Соль дико повел глазами, оглядывая купе так, словно не понимал, где находится. Придя в себя, нагнулся, подбирая дневник за край потертой обложки. Страницы перелистнулись, являя взору портрет другой женщины — полной противоположности Акмэ.

— Чиэ, — сказал Соль и выругался, плюхнув дневник на упругую обивку дивана. За всеми этими разговорами он кое о чем совершенно забыл.

— Забыл, — усмехнулся он, косо взглядывая на дневник. От него следовало бы избавиться, но, с другой стороны, кому теперь он мог помешать? Владельцу? — Соль вновь иронически усмехнулся. Этот дневник даже Коре ничем уже не помешает. Впрочем, — Соль перелистнул страницу, — похоже, Кора уже нашла любительским рисункам применение. Или не Кора, а, например, Лу (при мысли о той в нем ёкнуло недоброе предчувствие). Не важно. До финишной черты оставалось всего ничего. С тех самых пор, как милицейский патруль застукал его и Брана с товарищами в музее, с тех пор, как их всех — с той или иной степенью успешности — убили, ничего не шло по плану. И все же вот — императорский поезд мчит его в столицу, а Инга и ее двуличный лжедядя обеспечили Солю столь необходимое ему на первое время прикрытие. Все остальное зависит только от быстроты.

Перекосив рот в неприятной усмешке, Соль рывком встал и вышел из купе в коридор. Память уже не та, сбоит, но все, что важно, он помнит. Почти сто лет ему понадобилось, чтобы сложить из крох рассеянного по миру знания непротиворечивую карту поисков Предвечной, и данные сходились в одной точке. А удача, его черная удача, неумолимо вела его к ней. Что ж до выбора, который — со слов его последней Мудрой — он должен был сделать правильно, то тут колебаний он больше не мог себе позволить. Он был Светлым, неправильным богом, тем, кто все разрушит, и выбрал он уже очень давно. Он обещал своей жрице спасти всех, и только выполнив это обещание, мог надеяться хоть как-то искупить перед ней свою глубокую, как космос, вину. А Кора, ее подружки, Лючия и Отшельник, — Соль прикрыл глаза и мотнул головой, не замечая, что пугает своим безумным видом выглянувшую из служебного купе проводницу, — весь этот маленький островной мирок, наконец, — всем его паразитическим благополучием придется пожертвовать. Ну, а Инга, — он зажмурился и едва не врезался в отделанную под мореный дуб металлическую дверь, ведущую через тамбур к вагону Лучезарного дона, — Инга поймет. А если нет, что ж, это будет уже не важно.

Он потянул на себя тугую дверь и вышагнул в грохот и лязг колес по железным венам рельс. К нему возвращались равнодушие и самообладание с толикой высокомерия, — личина, которую он надевал перед старшим аристократом, богом-родственником, когда-то давно, около трех веков назад, служившим проводником воли Предвечной для племени тюленьих перволюдей. Толстуха Чиэ, еще одна жрица Соля по ту сторону Купола, рассказывала Светлому предания о нем, их последнем Темном боге, Оки-Куруми, не желавшем расставаться с возлюбленным народом моря. «Предки убедили его, что так от него будет больше пользы, если он уйдет. Ведь, согласись Оки остаться, душа его погрузилась бы в мертвый сон, как только Преграда воздвиглась». Он не хотел уходить из внешнего мира, не желал бросать дорогих сердцу соплеменников на произвол злой судьбы, добровольно ими принятой, и он же, по словам Инги, являлся теперь самым адекватным и полезным среди прочих аристократов. «Единственный, кого ты сможешь убедить действовать с тобой заодно». «Достаточно, если он проведет во дворец. В сообщниках необходимости нет», — возразил ей Соль, заставив покачать головой сокрушенно. Она знала, что он задумал, ей одной раскрыл он свой нехитрый план. Она не пыталась остановить его, понимала, что не сумеет.

Он собирался разрушить Купол, соединить расколотые три века назад половинки одного мира, и, может быть, вернуть пожирающим друг друга людям снаружи смерть как мерило прежнего порядка. Может быть, если — когда Купол будет разрушен, дети Земли сумеют, наконец, простить потомков изгнанных из их племен преступников, породивших народ Молоха и канувшую с ним в Лето цивилизацию. Акмэ верила, что такое возможно, из всех детей земли только она одна верила в это. Она во многое невозможное верила, его единственная по-настоящему необходимая жрица, наивная и прямодушная, жестокая, как всякий волк ее народа. Ни Грозный Лай, ни Чиэ, ни жители прибрежного поселка, земляки Лючии и ее брата, не разделяли ее убеждений, не верили, что один может спасти всех. Соль и сам — не верил. Но теперь это было не важно. Он — Светлый, неправильный бог, неспособный спасать, но прекрасно освоивший науку разрушения. И он твердо решил сделать то, к чему его умения годятся. А спасают пусть те, кому это искусство дано. Ему злая судьба отвела совсем другую роль.