Жертвоприношение - [5]

В Брайтоне на Норт-стрит у меня была своя студия интерьерного дизайна. Однажды сырым февральским утром Джени пришла и заявила, что уходит от меня. По крайней мере ей хватило смелости сказать это мне в лицо. Джени хотела переехать в Дарем с каким-то типом по имени Рэймонд и работать там в местном совете. Она спросила, не смогу ли я пару месяцев присмотреть за Дэнни. «Что ж, удачи, – сказал я. – Надеюсь, вы с Рэймондом безумно счастливы вместе».

Колокольчик над дверью звякнул, и она ушла. На улице ее ждал бородатый, встревоженный мужчина в мокром бежевом пальто. Чертов Рэймонд.

После этого я полностью утратил интерес к дизайну интерьеров. Отправлялся с Дэнни в долгие прогулки по побережью и перестал отвечать на звонки. Три месяца спустя мне пришлось продать запасы обоев, альбомы с образцами и искать постоянную работу. Как позже выяснилось, без особого успеха. Я не хотел работать за рыбным прилавком в «Асде»[3], и прав на вождение грузовика у меня не было.

Однако в начале лета в пабе «Кингс Хэд» на Дюк-стрит я наткнулся на Криса Перта. Крис был одним из моих собутыльников в колледже искусств. Бледный, не очень общительный, странноватый парень, ярый фанат дзен-буддизма и коричневых вельветовых штанов. Мы купили друг другу по паре горького «Тетлиз» и обменялись своими душещипательными историями. У него умерла мать. И в этом я едва ли мог его утешить, разве что предложить навестить старую цыганку с Брайтонского пирса, позолотить ей ручку и попросить устроить беседу с душой усопшей. А вот Крис очень помог мне. Он был приемным племянником мистера и миссис Брайан Таррант, миллионеров, разбогатевших на производстве ковровой плитки, и владельцев Фортифут-хауса, что на острове Уайт. Крис рассказал, что Таррантам нужно недорого отремонтировать и декорировать дом, а также прополоть сад. «Навести марафет», как он выразился, с целью продажи дома. Похоже, это была та самая тихая работа в уединенном месте, которую я искал. Можно было провести все лето с Дэнни, ни о чем больше не беспокоясь.

Мы прибыли на остров Уайт вчера поздно вечером на пароме из Портсмута, затем проехали до южной оконечности, до приморской деревеньки Бончерч, словно сошедшей со страниц детского ежегодника, с аккуратными домиками, тенистыми дорожками и жаркими побеленными садиками с мальвой и шмелями.

Раньше я никогда не приезжал на остров Уайт. Да и не было для этого ни одной причины. Тут бывают разве что те, у кого есть дети и кто хочет устроить им дешевый отдых у моря. Либо студенты, изучающие Викторианскую эпоху и желающие погулять вокруг дома королевы Виктории в Осборне. Это маленький ромбовидный остров у южного побережья Англии, всего в двадцати минутах езды от Портсмута на автомобильном пароме через укрытые от ветров воды Спитхеда. От западного до восточного побережья не больше двадцати миль и двенадцать – с севера на юг. Осколок южных гемпширских земель, известный римлянам под названием Вектис.

Большинство здешних городов и деревень – настоящие ловушки для туристов, с их крытыми соломой домиками, музеями кукол, миниатюрными железными дорогами и парками фламинго. Но по мере продвижения к западу остров со своими садами и кедрами постепенно набирает высоту, природа становится более дикой, пока вы не достигаете песчаных утесов Алум-Бея и напоминающих церковные пики скал Нидлз.

На этих утесах, вдали от людских толп, вы бы увидели, что собой представляет остров Уайт на самом деле. Живописный пейзаж, вызывающий странное ощущение безвременья. Ощущение, что на этом острове высаживались римляне. Что англосаксы разводили овец на широких склонах его холмов. Что Виктория и Альберт прогуливались, беседуя, по его ухоженным садам. Что в 20-х годах по его узким закоулкам колесили взад-вперед автобусы с шинами-баллонами и плоскими лобовыми стеклами.

Поэтому он и нравился мне, а еще потому, что был уютным. Дэнни он тоже понравился, и это было самое главное.

Возможно, мы оба чувствовали, что убежали от суровой реальности на бескрайнее золотое побережье с морскими звездами, заводями, ведерками и совочками.

Вскоре после приезда я позвонил Джени в Дарем, чтобы сообщить ей наш номер телефона и сказать, что с Дэнни все в порядке.

– Ты же не будешь настраивать его против меня, правда, Дэвид?

– Зачем это мне? Ему нужна мать, как и всем детям.

– Но ты же не дашь ему почувствовать, будто я его бросила?

– Мне не придется этого делать. Он уже так считает.

Она тяжело вздохнула:

– Ты обещал, что не будешь настраивать его против меня.

– С ним все в порядке, – успокоил я ее. Тогда мне не хотелось вступать в очередной спор, особенно по телефону. – Я стараюсь упоминать о тебе так часто, как только возможно.

– Насколько часто?

– Джени, прекрати, пожалуйста. Я постоянно говорю, например: «Интересно, что сейчас делает мама?» и «Держу пари, что мама хотела бы посмотреть на тебя в этих штанишках». Чего еще ты хочешь?

В трубке повисло молчание. Потом раздался голос убитой горем Джени:

– Я очень по нему скучаю.

Я поморщился, чего она, естественно, не могла видеть. Это была не саркастическая гримаса, а выражение лица, которое бывает, когда понимаешь, что делаешь все возможное, но этого оказывается недостаточно. И что тебе до конца жизни придется терпеть последствия.