Жертвоприношение - [58]

Лейнз – один из самых старых и интересных районов Лервика. Вымощенные плитами узкие улочки параллельно спускаются вниз по крутому холму от Хиллхеда до Коммершиэл-стрит, которая находится в двух минутах ходьбы от гавани. Расстояние от вершины холма до его подножия составляет около полукилометра. Проехать по этим улицам на машине просто невозможно, и не только из-за коротких каменных лестниц, которые периодически встречаются на пути, но и из-за того, что местами на них трудно разминуться даже двум взрослым людям, настолько они узкие. Здания здесь, в основном, трех– и четырехэтажные. Этот живописный старинный район пользуется большой популярностью среди туристов, а жить здесь считается модным и престижным. Но ночью, когда узкие улицы Лейнз темны и пустынны, в них определенно есть что-то зловещее.

Трижды я пыталась дозвониться Дане по мобильному, но безуспешно. Сначала я думала, что она легла спать, но с каждой минутой это казалось мне все менее вероятным. Наконец я нашла ее дверь и несколько минут безрезультатно колотила в нее. Никто не открывал. Даны не было дома, а я была не в состоянии никуда ехать. Едва передвигая ноги, я вернулась к своей машине. На заднем сиденье лежало мое пальто и старая попона. Промелькнула мысль, что надо бы еще раз попробовать дозвониться Дане, но у меня не было сил даже на это. Тем более что ее наверняка куда-то вызвали по работе. Завернувшись в пальто и попону, я мгновенно провалилась в сон.

Когда меня разбудил стук в окно, уже начинало светать. Я окоченела от холода, но шевелиться не хотелось. Я почему-то была уверена, что это отнюдь не улучшит моего самочувствия. Самое жестокое похмелье из всех, которые у меня случались, было просто тайским массажем по сравнению с нынешним состоянием. Однако выхода не было. Увидев в окне встревоженное лицо Даны, я поняла, что шевелиться все же придется, и села. Никогда бы не подумала, что можно чувствовать себя настолько плохо и не умереть. Я открыла замок, и Дана распахнула дверцу.

– Тора, я полночи прождала возле твоего дома. Я очень…

Отодвинув ее в сторону, я наклонилась, и меня вырвало прямо на заднее колесо машины. Разогнуться я не могла довольно долго. Приступы кашля чередовались с рвотными позывами. Носовые ходы забились, я задыхалась. Состояние было такое, что скоропостижная смерть стала казаться не такой уж плохой альтернативой.

Я смутно помнила, как Дана буквально дотащила меня до своего дома и уложила на диван. Следуя моим указаниям, она дала мне лошадиную дозу ибупрофена с парацетамолом и отправилась на кухню, чтобы приготовить горячий сладкий чай с тостами. Когда Дана ушла, я попыталась отвлечься от собственных ощущений, рассматривая гостиную. Как я и предполагала, в ней царил идеальный порядок. Кроме того, в эту комнату явно были вложены большие деньги. На отполированном дубовом паркете лежал ковер с геометрическим узором. Сочетание рыжих, серо-желтых и бледно-зеленых квадратов радовало глаз. Диваны были оббиты зеленой тканью, а цвет горизонтальных жалюзи на обоих окнах идеально сочетался с рыжими и серо-желтыми квадратами ковра. Ткани явно были дорогими – наверняка не меньше пятидесяти фунтов за метр. К одной стене был прикреплен телевизор с плоским экраном, а у окна стояла стереосистема для домашнего кинотеатра. Дана принесла поднос с чаем и снова куда-то ушла. Я слышала, как она поднимается по лестнице. Вернулась она с большим пуховым одеялом и закутала меня в него, как больного ребенка. Откусив кусочек тоста, я сосредоточилась на том, чтобы удержать его внутри. Дана села передо мной на низкий кожаный пуфик.

– Ты в состоянии рассказать, что произошло?

– Полночи я проработала. Вторую половину провела в машине, – с трудом выговорила я. Чай был обжигающе горячим и восхитительным на вкус.

Дана посмотрела на меня и перевела взгляд на свои ноги. Ее льняные брюки были мятыми, но чистыми, а розовая хлопчатобумажная блузка и того же оттенка кардиган смотрелись очень элегантно. Прическа была, как всегда, безупречной, и вообще она выглядела свежей как огурчик.

– Я тоже, – сказала она.

– И мне удалось кое-что обнаружить, – сказала я.

Мне хотелось преподнести свои новости как можно эффектнее, и я думала о том, как лучше это сделать, с той самой минуты, как мы вошли в дом. Например, когда Дункан хотел мне что-то сообщить, он делал это весьма своеобразно, и хотя обычно эта его манера вызывала у меня раздражение, она как нельзя лучше подходила для нынешней ситуации. «Тора, – говорил он. – У меня есть две новости – одна хорошая и одна плохая. С какой начать?» Независимо от того, что я отвечала, он неизменно отпускал по этому поводу одну и ту же глупую остроту, которую считал очень смешной, доводя меня до исступления. «Начни с хорошей», – неохотно отвечала я. «Хорошая новость заключается в отсутствии плохих новостей!» – объявлял он. Он повторял эту шутку уже в течение семи лет, и за эти годы она не стала смешнее. По крайней мере, с моей точки зрения.

Но в это утро я, наверное, была сама не своя, потому что испытывала почти непреодолимое желание использовать прием Дункана в разговоре с Даной.