Женя Журавина - [20]

Женя вспомнила любимую поговорку отца: «Жизнь прожить — не поле пройти за сохою; жизнь — дело сурьезное, играть ею грешно...»

Она шла домой одна и перебирала в памяти все события своей жизни, первые шаги на жизненной дороге. Давно ли приехала сюда, и вот уже вступила в такие сложные отношения и с таким множеством людей. Ее жизнь переплелась с жизнью учеников, родителей, товарищей по работе, Петра Игнатьевича, директора школы. Никто ее здесь не знал, не подозревал о ее существовании, но вот она пришла, заняла свое место, повела свою линию — люди ее увидели, услышали, определили и к ней свое отношение. Дело жизни становилось большим и серьезным. Но так ли она поступает? Что бы сказал отец?

Женя стала оценивать свое поведение, свое отношение к отдельным людям. Ученики? «С ними все в порядке, — думала она, — я отдаю все, что могу, и они платят мне тем же. То же и с родителями. Но вот товарищи по работе? Мария Петровна! Почему я не пошла вместо нее? Испугалась? Поленилась? Надо во всем идти до конца! Большой мне надо быть, строгой. С этой минуты я буду совсем другою. Надо взять себя в руки и ни перед чем не отступать... Папа говорил: «Зло прожорливо — дай ухватить палец, откусит руку...»

* * *

На другой день наиболее ценные вещи Марии Петровны: стол, шкаф с книгами, сундук, служивший комодом, и небольшой дорожный чемодан — были доставлены в комнату Жени.

— Агния Петровна, ну зачем все это мне? Я не могу пользоваться этим...

— Пусть постоят, там будет видно. Посмотрим, что здесь есть, чтобы ты знала...

— Я не буду смотреть, смотрите сами.

— Женя, нельзя же так! Это воля покойной. Ее надо уважать! Если бы она знала, что ты так отнесешься, это огорчило бы ее и оскорбило...

Агния Петровна стала открывать один за другим ящики стола. В левом лежало около десяти толстых исписанных тетрадей. Некоторые из них состояли из десятка-двух сшитых в одну ученических тетрадок, одна — представляла собой конторскую книгу, другая — классный журнал. На каждой стояла надпись «Для памяти» и годы «1912—1917», «1918—1924» и т. д.

— Ну, вот ее дневники, а вернее — записки. Кое-что она мне читала. Это она доверила тебе. Тут копилка и житейской и педагогической мудрости...

Правый ящик был заполнен связками писем. На связках были надписи: «Письма учеников», «Письма родителей учащихся», «Письма Сережи», «Разные».

— О письмах она ничего не говорила, письма придется сжечь: читать их нам не дозволено, — сказала Агния Петровна и отложила их в сторону.

В среднем ящике находилась чайная посуда, ножи, вилки; на дне сундука, под бельем, в футлярах — два обручальных кольца, золотой массивный браслет, серьги, овальный медальон на золотой цепочке, серебряные подстаканники и по полдюжине чайных и столовых ложек.

— А вот это ты должна беречь как память о Марли Петровне. Жалко, что ты не успела с нею сблизиться. Это был кристальной души человек. Она тебя лучше разглядела, чем ты ее. Не раз, когда ты уходила из учительской на урок, она отзывалась о тебе с большой теплотой. А на такие отзывы она была очень и очень скупа.

Расставленные и разложенные в комнате чужие вещи производили на Женю тягостное впечатление, и она сторонилась их, точно это были одушевленные предметы, но постепенно, вольно и невольно она стала заглядывать в книжный шкаф, - а затем и в дневники Марии Петровны, открывая и тотчас захлопывая пожелтевшие страницы. Ей казалось, что она занимается подглядыванием, и это оскорбляло чувство собственного достоинства.

В книжном шкафу были произведения классиков русской литературы и критиков: Писарева, Добролюбова, Чернышевского, Белинского, педагогические труды Лесгафта, Пирогова, Ушинского, методические пособия и учебники начальных классов за добрую половину века. В объемистых тетрадях-дневниках, исписанных, четким учительским почерком, были и стихи боевого революционного содержания, и краткие описания событий, и даже списки учеников, поступавших в школу. Тетради красноречиво говорили о том, что автор был одиноким человеком, что сплошь и рядом единственным его собеседником были вот эти листки бумаги и та большая общечеловеческая правда, которую избрала она своим спутником и которой служила преданно и бескорыстно.

Жизнь Жени была заполнена до отказа текущими делами, поэтому чтение книг и дневников она откладывала «на потом», хотя и перелистывала их все чаще и чаще, а вещи, белье и платье раздала. Больше всех одарила она Марию Сомову, мать ученика Гриши. Гриша обнаруживал большие способности, и Женя готова была делиться с ним и его матерью всем, что было в ее распоряжении.

После смерти Марии Петровны на плечи Жени легла новая нагрузка: обязанности завуча. Никто из старых опытных учителей не желал сидеть в школе «с темна до темна», и Агния Петровна уговорила Женю вести канцелярию и следить за порядком в отсутствие директора.

— Учебно-воспитательной работой будем руководить вместе. Да и лишняя зарплата не помешает: вам надо приодеться, послать родителям...

— Агния Петровна, ну какой же я руководитель? А родители? Да они ничего от меня не возьмут. Вот увидите: пошлю, а они обязательно. что-нибудь купят и мне же пришлют.