Жены и любовницы нацистов - [27]

…»

Идея тотальной войны для Геббельса не нова. Он давно полюбил инсценировать драки и побоища. Чем более кровавыми она оказывались, тем большее удовлетворение он от них получал. Стоить вспомнить, например, такие факты: еще занимая достаточно, незначительную должность в НСДАП, он неоднократно провоцировал на своих выступлениях драки. Может быть, именно ради этого и происходили его частые публичные выступления, на которых можно было организовать небольшое побоище. Таким образом он готовился к тотальной войне. И чем больше удалялся от народа сам фюрер, тем чаще Геббельс делал публичные заявления или выступал на митингах. Он обожал в конце войны ходить по местам бомбежек и внимательно их рассматривать. При этом он требовал, чтобы Магда его постоянно сопровождала. Видя решение многих проблем в популизме, он заставил свою супругу ездить на общественном транспорте и устроиться на работу. Магда работала при теле-радиотраясляционном пункте.

Но и семью министра пропаганды не минули пораженческие мысли. Когда война подходила к концу и боевые действия шли неподалеку от Берлина, Геббельс забыл о своем желании быть ближе к народу и поспешно получил разрешение Гитлера переехать в его бункер. Гитлер приютил семью. И 22 апреля 1945 года министр пропаганды и уполномоченный рейха по ведению тотальной войны переехал поближе к своему фюреру, в самое безопасное место. Забавно, что одновременно Адольф Гитлер выступил со своим знаменитым обращением к германскому народу, в котором говорилось; «Запомните! Каждый, кто пропагандирует или просто одобряет мероприятия, которые ослабляют наше сопротивление, — предатели! Они должны быть немедленно повешены или расстреляны!»

Геббельс тоже не мог молчать в такой момент. Он до самого конца оставался министром пропаганды и заявил в свою очередь, что «штурм монголов разобьется о стены нашего города. Я останусь со своими сотрудниками, само собой разумеется, в Берлине. Моя жена и дети также останутся со мной!»

Забавно, что в пропагандистских целях тираны разных народов всегда применяют одни и те же средства. В начале войны, когда фашисты стояли под стенами Москвы, Сталин тоже во всеуслышание заявил, что московское правительство остается в городе и не намерено эвакуироваться.

Магду, конечно, никто не спрашивал, поддерживает ли она мужа. Но эта женщина привыкла не перечить и подчиняться, поэтому восприняла известие о том, что они остаются в полуразрушенном Берлине, достойно. А ведь еще 28 марта Йозеф Геббельс писал в своем дневнике, что его семья готовится к эвакуации на «Лебединый остров». Видимо, он уже был уверен, что конец войны не за горами и надежды на победу нет, но посчитал, что буккер фюрера гораздо лучшее укрытие, чем собственный особняк. А может, он уже тогда планировал самоубийство всей семьи. Трудно поверить, что у Геббельса могли быть иллюзии, что он выживет, попадя в плен.

Отношения Геббельса к супруге можно проиллюстрировать еще одним фактом. В то время как Магда с детьми занимала четыре комнаты в передней части бункера и обедала прямо в широком коридоре, сам Геббельс жил глубоко под землей, рядом с Адольфом Гитлером и Евой Браун. Министр без устали что-то строчил в своем дневнике, пытаясь успеть дописать все, что хотел, а Магда успокаивала детей. Она читала им вслух, играла и действовала спокойно и без истерики.

Вот как вспоминал последние дни войны молодой капитан Герхард Больдт, служивший в бункере: «Фрау Геббельс до самого конца не боялась смерти. Живая и элегантная, постоянно ухоженная, она поднималась по винтовой лестнице, перешагивая, обычно, сразу через две ступеньки. Для каждого она находила добрую улыбку и слова поддержки. Может быть, ее достойная восхищения сила характера была вызвана фанатичной верой в Гитлера и его слова о победе».

В последние дни своей жизни Магда, как и супруг, много писала. Она делала дневниковые записи, отсылала письма. После того как 27 апреля фюрер снял с собственного пиджака и приколол Магде на платье золотой партийный знак отличия, первая дама рейха умиленно писала: «Вчера вечером фюрер прикрепил мне свой золотой партийный значок. Я горда и счастлива. Дай Бог, чтобы у меня остались силы сделать последнее, самое тяжелое. У нас есть только одна цель: верность фюреру до смерти. То, что мы можем вместе с ним закончить жизнь, — милость судьбы, которой мы ни разу не осмелились перечить». Хотя сегодня уже трудно достоверно сказать, сколько было в ее смерти фанатичной преданности, а сколько — понимания безысходности положения.

В тот же день она написала и письмо своему сыну от первого брака Гаральду. Магда не знала, что к этому моменту он уже находился в плену. Этот документ служит образцом фанатизма, ослепляющего человека настолько, что и человеческое в нем распознать почти невозможно: «Мой дорогой сын! Вот уже шесть дней мы находимся в бункере фюрера: папа, твои пятеро сестер, маленький брат и я. Мы здесь, чтобы закончить нашу социал-националистическую жизнь единственно достойным путем. Если ты получишь это письмо… Ты должен знать, что я осталась здесь против воли папы, что еще в прошлое воскресенье фюрер хотел мне помочь отсюда уехать. Ты знаешь свою мать — мы имеем одинаковую кровь — это далось мне не без тяжелых терзаний. Наша прекрасная идея погибла — и с нею все, что я знала в моей жизни прекрасного, достойного восхищения, благородного и доброго. Мир, который наступит после фюрера и национал-социализма, больше не стоит того, чтобы в нем жить. Поэтому я забираю с собой отсюда и своих детей. Они слишком малы для жизни, наступающей после нас, и милостивый Бог меня поймет, если я сама дам им избавление. Ты будешь жить дальше, и у меня к тебе единственная просьба: не забывай, что ты — немец. Не делай того, что против твоей чести, и заботься о том, чтобы наша смерть не была напрасной для твоей жизни.