Жены и дочери - [194]
— Я подумала, жаль, что Синтия не рассказала им о своей помолвке.
— Это не помолвка, моя дорогая! Сколько раз я должна тебе это повторять?
— Но как мне тогда ее называть?
— Я не понимаю, почему тебе нужно ее как-то называть. В самом деле, я не понимаю, что ты имеешь ввиду под «ней». Тебе всегда следует стараться выражаться понятно. Это один из первых принципов английского языка. Философы могли бы спросить, для чего нам всем дан язык, если не для того, чтобы сделать наши намерения понятными?
— Но между Синтией и Роджером что-то есть, они больше значат друг для друга, чем я для Осборна, например. Как мне это назвать?
— Тебе не следует связывать свое имя с именем неженатого молодого человека. Так трудно учить тебя утонченности, дитя. Наверно, можно сказать, что между дорогой Синтией и Роджером особенные отношения, но их очень трудно описать. Я не сомневаюсь, что именно в этом причина того, что она избегает говорить об этом. Между нами, Молли, я порой думаю, что это ни к чему не приведет. Он так далеко, и откровенно говоря, Синтия весьма, весьма непостоянна. Я знаю, однажды она была очень увлечена до того, как… тот небольшой роман закончился. И по-своему она была очень любезна с мистером Хендерсоном. Полагаю, она унаследовала это от меня, поскольку когда я была девочкой, я была окружена поклонниками и не могла заставить себя избавиться от них. Ты не слышала, твой дорогой отец говорил что-нибудь о старом сквайре или о дорогом Осборне? Кажется, уже так давно мы не получали известий от Осборна и не видели его. Должно быть, он вполне здоров, иначе мы бы узнали об этом.
— Полагаю, он вполне здоров. Кто-то сказал, что видел его на днях, он прогуливался верхом… теперь я вспомнила, это была миссис Гудинаф… и что он выглядел сильнее, чем в прошлые годы.
— В самом деле?! Я искренне рада это слышать. Я всегда любила Осборна, ты знаешь, мне никогда не нравился Роджер. Я уважала его и все такое прочее, конечно. Но сравнивая его с мистером Хендерсоном! Мистер Хендерсон такой красивый и хорошо воспитанный, и покупает свои перчатки у Убигана!
Это была правда — они не виделись с Осборном Хэмли уже очень давно, но как это часто случается, как раз после того, как они поговорили о нем, он появился. На следующий день после отъезда мистера Гибсона миссис Гибсон, что случалось сейчас не столь часто, получила записку от семьи, проживавшей в городе, с просьбой приехать в Тауэрс и найти книгу или рукопись, что-то, чего хотелось леди Камнор со всем нетерпением больной. Это был как раз тот вид занятий, который требовался миссис Гибсон для развлечения в хмурый день, и который немедленно приводил ее в хорошее настроение. В этом поручении была некая доверительность, оно привносило разнообразие и даровало приятную прогулку в пролетке по величественной аллее, а также возможность почувствовать себя временной хозяйкой роскошных комнат, некогда так ей знакомых. Она попросила Молли сопровождать ее из приступа доброты, но совсем не расстроилась, когда Молли извинилась и предпочла остаться дома. В одиннадцать часов миссис Гибсон отбыла в своем лучшем воскресном наряде (выражаясь языком слуг, которым она сама пренебрегала), чтобы произвести впечатление на слуг Тауэрса, поскольку кроме них ее никто не увидит.
— Я не вернусь домой до вечера, дорогая! Но я надеюсь, тебе не будет скучно. Не думаю, что ты заскучаешь, ты похожа на меня, милая — никогда не бываешь менее одинокой, чем когда остаешься одна, как выразился кто-то из великих авторов.
Молли наслаждалась домом, предоставленным в ее полное распоряжение, как миссис Гибсон наслаждалась Тауэрсом. Она осмелилась пообедать, принеся поднос в гостиную, чтобы съесть сэндвичи за чтением книги. Во время этого занятия ей сообщили о приходе мистера Осборна Хэмли. Он вошел, у него был ужасно больной вид, несмотря уверения подслеповатой миссис Гудинаф.
— Этот визит не к вам, Молли, — сказал он, когда с первыми приветствиями было покончено. — Я надеялся застать вашего отца дома. Я думал, что обеденные часы — самое подходящее время, — он сел, словно обрадовавшись возможности рухнуть на стул, ссутулившись, как будто это стало для него таким естественным, что в хороших манерах не было смысла.
— Надеюсь, вы пришли к нему не как к доктору? — спросила Молли, размышляя, благоразумно ли намекать на его здоровье, и все же неподдельное беспокойство подстегнуло ее задать этот вопрос.
— Нет, именно как к доктору. Полагаю, я могу угоститься пирогом и стаканом вина? Нет, не звоните, чтобы принесли еще. Я бы не смог есть, даже если бы пирог был здесь. Я просто хочу небольшой кусочек. Этого достаточно, благодарю. Когда вернется ваш отец?
— Его вызвали в Лондон. Леди Камнор стало хуже. Я думаю, происходит какая-то операция, но я не знаю. Он вернется завтра вечером.
— Очень хорошо. Тогда я должен подождать. Возможно, к этому времени мне будет лучше. Думаю, это отчасти мое воображение. Но мне бы хотелось, чтобы так сказал ваш отец. Он посмеется надо мной. Но я не думаю, что буду возражать. Он всегда строг с капризными пациентами, верно, Молли?
