Женского рода - [16]
…Находясь в кабинете перед оперативником, Кирш поначалувидела только его силуэт; оперативник сидел против света возле пыльного окна срешеткой. По когда солнце заволокло серой пеленой, умилиционера, проступили черты лица, и Кирш смогла оценить его взгляд. У этого человека была цель, к которой он готов был идти любыми средствами. Вскоре дверь открылась, и рядом с опером возник персонаж сточно таким же выражением лица: в сидевшей на другом конце стола ничем не дорогой ему Кирш он тоже хотел бы видеть убийцу со всеми уликами…
У самого полабезногий стол-коробка был обит грубымиметаллическими заплатами. Кирш изучала их не большедвух секунд и, решив, что опустить глаза было непростительной глупостью, снова посмотрела на милиционеров. Вошедший победно шлепнул на стол какую-то бумажку, сидящий за столом напротив Кирш оперативник пробежал листок глазами и поднял на Кирш взгляд, обретший теперь лукавый блеск.
— Будем упираться, Кира Борисовна? Или признаемсяв убийстве подруги?
— Вы идиоты. — Кирш произнесла это сдавленным голосом и поняла, что готова сейчас заплакать от обиды. Она незаметно уперлась щиколоткой в острый край металлической заплатки и, почувствовав боль, вернула себе уверенный голос:
— На каком основании вы предъявляете… инкриминируете мне убийство?
Человек, принесший результат экспертизы, вышел, оперативник подался вперед и, сладко растягивая слова, проговорил;
— А на том простом основании, Кира Борисовна, что и мотивы у вас были. Вы же дама— здесь оперативник усмехнулся,— …специфическая, прямо скажем. В вашей «дамской» среде разборки на пустом месте возникают, а есть свидетели, что вы с убитой повздорили, дверью хлопнули… Любовь-морковь-ревность,., хрен вас знает что, но ссора налицо. Одна из приятельниц ваших поделилась, что вы, Кира Борисовна, патологически ревнивы… И повод был: убитая Лиза втайне от вас дважды встречалась с некой знакомой вам дамой…
Кирш смотрела сквозь милиционера и пыталась понять, о чем он говорит. «Ревнива»? — не то слово. При чем здесь это? Кирш никогда не унижалась до выяснения отношений. «И при чем здесь Лиза? И о какой даме речь?»
Ткнув в листок, лежащий на столе, опер продолжил более официальным голосом:
— Отравление большой дозой героина. Он же обнаружен на дне бокала, стоявшего в комнате потерпевшей. Предположительная доза два с половиной грамма.
Кирш смотрела на оперативника с неподдельным ужасом. Он, оценив этот взгляд по-своему, расслабился, как актер, произнесший свою главную реплику, и продолжил довольно убедительно объяснять Кирш, почему произошедшее не могло быть осознанным приемом героина, суицидом или делом рук кого-либо, «кроме вас, Кира Борисовна!».
Дальнейшие события показались Кирш вырезанными из чьей-то чужой жизни, и тем не менее их активным участником была она сама.
Чувство самосохранения включает в сознании человека, оказавшегося в опасности, маленький тикающий метроном, отмеряющий ускорившийся ритм жизни. Кирш потребовала, чтобы ее отпустили в туалет (при этом она нисколько не сомневалась, что в туалете, как и в кабинете оперативника, есть решетки, а значит-, нет шансов для побега). Сопровождающий Кирш милиционер остался за дверью, а на маленьком окошке не оказалось решетки. Просунув голову на улицу. Кирш поняла, что, конечно, сможет пролезть, но окошко находилось на втором этаже… Впрочем, времени раздумывать не было, и уже через несколько секунд Кирш стояла снаружи на карнизе и, вцепившись в раму, оценивала, хватит ли ей протянутой руки, чтобы оказаться на водосточной трубе — это был единственный шанс спуститься вниз. Прыжок-переход удался, но, ухватив непрочную жесть водостока, Кирш, выругавшись, вспомнила слова того самого преподавателя по танцам, который определил, что у нее тяжелая кость. В одном месте соединение трубы эту ее тяжелую кость не выдержало, и Кирш, поранившей руку, пришлось лететь до земли. Она тут же встала и побежала, дав себе слово не прислушиваться к ощущениям тела до того момента, пока не окажется на безопасном расстоянии от здания милиции. К счастью для Кирш, она смогла скрыться незамеченной, и когда минуту спустя конвои обнаружил, что подозреваемая исчезла, она уже ехала в такси. Кирш достала телефон и набрала номер Рэй; услышав ее «Слушаю», Кирш начала было говорить, но голоса не было, она закашлялась и выдавила из себя:
— Тут такие дела… Я рядом. Ничего, если заскочу на минуту? Надо отдышаться и подумать.
Вернувшаяся с похода на кладбище Рэй сидела на столе возле окна и, обхватив руками колени, наблюдала за тем, как дрожит, пытаясь убежать от фитилька, огонь парафиновой свечи и как по ее неровной белой поверхности стекает черная закопченная слеза. Звонок Кирш вернул Рэй к реальности, она встала и начала бродить по коридору, то и дело подходя к дверному глазку. Когда они увидели друг друга на пороге, обе поняли, что здороваться, хлопать одна другую по плечу или спрашивать о чем-то сейчас излишне. Они были в тот момент почти похожи: одинаково бледны, с темными кругами под глазами и опустошенными взглядами.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.