Женский взгляд на кремлевскую жизнь - [19]

Обо мне, как оказалось, тоже сплетничали, пытаясь приписать мне несуществующий роман с Сергеем Ястржембским. Причем, что интересно, произошло это уже после моего увольнения из пресс-службы президента. Мои приятели журналисты на полном серьезе поведали мне, что ему теперь тяжело: пришлось уйти из семьи, от красавицы жены и двоих детей, и наша с Ястржембским свадьба состоится буквально на днях. Так что цену подобным слухам хорошо знаю.

Между прочим, тема слухов сама по себе очень интересна, и не только из-за их содержания. Неоднократно за последние несколько лет жалела, что я не мужчина, а женщина! У наших мужчин так мало элементарной культуры в смысле их взаимоотношений с женщинами, и в особенности деловыми, что мне, как человеку очень остро реагирующему на любую бестактность в свой адрес, это было тяжело вдвойне. Несколько раз я вынуждена была с самой что ни на есть "большевистской" прямотой одергивать весьма высокопоставленных особ, о чем ни минуты не жалею. Трудно, очень трудно быть женщиной, а женщиной-журналистом — подавно. Быть может, когда наши мужчины научатся вести себя прилично в присутствии хотя бы своих жен и подруг, что-то в нашем обществе изменится в лучшую сторону, и оно уже не будет таким агрессивным, как сегодня. Иногда мне кажется, что произойдет это лет через сто, не меньше.

Вообще, отношения женской половины семьи Ельциных с прессой, были, мягко говоря, сложными. Наина Иосифовна любила журналистов, но на расстоянии, поэтому на каждое интервью ее приходилось долго уговаривать. Татьяна же до сих пор прячется, хотя ей давно надо было бы рассказать какой-нибудь солидной газете о том, чем же в действительности занимается советник Бориса Ельцина по имиджу. Из-за всего этого непонимания у нас провалилось множество великолепных проектов: среди них — с журналом "Тайм” ("Один день с семьей российского президента"); книга, которая должна была выйти в Германии ("Русская кухня от Наины Ельциной"); фоторепортаж о Татьяне в журнале "Пари мач", и другие.

Парадокс, но, когда в каком-нибудь издании появлялась неудачная, на ее взгляд, фотография, Татьяна удивлялась, и спрашивала меня, как она туда попала. К сожалению, ответить я не всегда могла. Во-первых, часто это были фотографии уволенных личных фотографов президента, Соколова и Донского; во-вторых, просто пиратские снимки — ответственность за них несли издатели, но никак не пресс-служба президента. Я говорила Татьяне: давайте сделаем хорошие снимки, которые вас устраивают, разошлем в агентства — вот и решим этот вопрос раз и навсегда. Никто не будет охотиться за дочерью президента и ее детьми, выслеживая из-за угла! Но и эти мои аргументы не имели успеха.

Однако вернемся в ЦКБ: через несколько минут, в комнату заглянула Лена, старшая дочка Ельциных: "Папа уже очень ждет”. Я попрощалась, спустилась вниз — и почти натолкнулась на Бориса Николаевича (его тогда еще ни разу за время болезни не фотографировали официально, даже личный оператор): не дождавшись своих, он уже сидел на лавочке перед входом в отделение, в меховой шапке и теплой куртке. Рядом прогуливался, охраняя президента, руководитель СБП Толя Кузнецов, такой же большой и широкоплечий, как и сам Борис Николаевич. Я юркнула в машину и приехав домой рассказывала не без восторга всем знакомым, что видела президента очень близко, живым и здоровым.

В ту осень президентская семья получала очень много писем со всех концов страны. Писали народные целители, колдуны, знахари и знахарки; присылали травы, настои, святую и заговоренную воду, молитвы, завернутые в платочек, талисманы, мед, чуть ли не продукты. Вдруг обнаружилось столько людей, сострадающих Борису Ельцину. Теперь кажется, что это было во сне. Жаль, что тогда мы как-то не сообразили рассказать об этом. Такого всплеска народного сострадания, наверно, больше не будет никогда. Позднее Наина Иосифовна не раз говорила, что эта человеческая доброта, сосредоточенная в сотнях писем и посылок, спасла президента, помогла ему выкарабкаться. Я уже не говорю о том, сколько благодарности было высказано семьей хирургу Ринату Акчурину и всему медицинскому персоналу Кардиоцентра и ЦКБ.

"Академики" — так ласково называет личная охрана Бориса Ельцина врачей президента, сопровождающих его в поездках. Кстати говоря, среди врачей, "прикрепленных" к Борису Ельцину были самые настоящие академики, например академик Андрей Воробьев. Могу подтвердить их высокое звание, так как сама волею судьбы была в 1987 году пациенткой руководителя Медицинского центра Управления делами президента Сергея Павловича Миронова — он лично оперировал мне колено (в Университете занималась спортом и повредила мениск в левом колене), возглавляя тогда отделение спортивной и балетной травмы Центрального института травматологии и ортопедии имени Приорова. Двое других врачей Бориса Николаевича "спасали" меня в Хельсинки (первая поездка в новом качестве), когда, видимо, от волнения со мной случилось нечто вроде обморока.

Бориса Ельцина и его семью курирует целая бригада врачей — не могу по некоторым соображениям назвать их фамилии. Это гастроэнтеролог, невропатолог, терапевт, отоларинголог. Президентские доктора за годы работы с главным пациентом страны так привыкли быть ответственными за его здоровье и за здоровье вообще, что по поводу моей тошноты на нервной почве и нечеловеческой головной боли был созван целый консилиум. Примерно раз в месяц меня посещает тяжелейшая мигрень. К несчастью, на этот раз приступ застал меня в поездке.