Женский портрет в три четверти - [37]

- Можешь не объясняться. Кравчук мне все рассказал, а Татьяна Аркадьевна подтвердила.

- Что все? - насторожился я.

- Ну, про сквозняк в вагоне и полную неспособность к работе. Очень похоже. Вы все в сговоре?

- Нет, каждый за себя. Снимки в номер ты уже сделал?

- Еще вчера. Бризкока возьму того, что снимал на открытии. Как ты думаешь, не вмонтировать ли туда Кравчука? Подпись будет такая: "Нобелевский лауреат профессор У. Бризкок (Великобритания) напутствует молодого, подающего надежды коллегу М. Кравчука (СССР), сообщение которого на конгрессе вызвало значительный... нет, лучше определенный интерес в кругах научной общественности". Шефу скажу, что это твоя идея. Кстати, как ты сопровождал по провинции своих ученых мужей?

- Я же не спрашиваю, как ты выгуливал по Москве своих четвероногих друзей. А на каком языке ты с ними разговаривал?

- На языке жестов,- объяснил Могилевский.- Я кричал им по-русски и жестом показывал, как это надо понимать.

- То есть, когда надо было сесть, ты садился сам?

- Зачем так прямолинейно? Я показывал им ту часть тела, которая для этого предназначена. А когда я разрешал им поесть, я не набрасывался первым на мясные обрезки, а клацал зубами. Школа дрессировки профессора Могилевского. Они уедут к себе на родину хорошо и совершенно бесплатно выдрессированными.

- Когда же,- поинтересовался я,- они собираются отбыть на родину?

- В тот же день и тот же час, что и хозяин.

- Будет издеваться. Когда Бризкок улетает?

- А вот он сам тебе и расскажет,- ответил Саша и сделал жест рукой, словно приглашая кого-то в свидетели. Я оглянулся.

К нашему столику направлялись от буфетной стойки Бризкок и Миша Кравчук. Сбежали все-таки с заседания, ревнители чистой красоты. Представляю себе, как профессор шествует по сцене в лучах прожекторов, а Кравчук отвлекает внимание публики на себя и, с грохотом стуча мослами по коленкам сидящих, протискивается между рядами.

- О да, мы сбежали! - торжествующе сказал Бризкок.- Мы произвели некоторый шум, но это пустяки.

Кравчук позволил себе дополнить профессора.

- У нас осталось слишком мало времени,- произнес он с важным видом,чтобы выслушивать их болтовню.- Он показал рукой в сторону зала.- Нам надо еще кое-что обсудить. В частности, профессор, относительно статистического распределения плотности в пространстве бьютов...

Или что-то в этом роде. Но главное - они пользуются моим словечком без ссылки на первоисточник. Это хороший признак.

А что касается авторства, история сама разберется, что и как ей писать на своих скрижалях.

- За то время, что осталось до отлета,- остановил Кравчука профессор,мы с вами, коллега Миша, не обсудим и сотой доли того, о чем нам следовало бы поговорить. А потому отложим дела в сторону и, перед тем как попрощаться, поболтаем немного просто так, в мужской компании, как четверо добрых друзей.

Меня это огорчило. Если бы они продолжили научную дискуссию, я нашел бы способ ввернуть деликатно, что не претендую на большее, нежели ссылка в статье: мол, термины "бьют" и "антибьют" предложены таким-то в частной беседе. Говорил ли я вслух про антибыоты? Не помню. Если не говорил, оно и к лучшему. Вверну это словечко как-нибудь отдельно. Тогда у них будет повод сослаться на меня еще раз.

- Однако,- запротестовал кандидат,- за оставшееся время мы могли бы хотя бы вкратце наметить проблему антибьютов и их возможной аннигиляции...

- В следующий раз, коллега, в следующий раз. Предпочел бы в Кембридже, но согласен на любую другую точку. Как вам нравятся Багамы? Или Таормина? Я никогда не был на Сицилии, говорят, там великолепно, почти как у вас в Крыму. Встретимся, без спешки и без официальных речей, погуляем, поглядим на море. И заодно обсудим аннигиляцию всесторонне.

Теоретики! На Сицилию они поедует, аннигиляцию обсуждать!

Нет ее в природе, этой аннигиляции. Вы ничего не поняли, господа и товарищи. Есть крючок и петля, скоба и задвижка. Бьюты и антибьюты. Они сопрягаются, они противоборствуют, но не уничтожают друг друга.

Хорошо, отложим. Я скажу вам это в Кембридже или в любой другой точке на Земле, хотя бы в Таормине, о которой я раньше слыхом не слыхивал. Но не раньше того часа, когда вы поймете, что зашли в тупик. То, что вы будете изучать под электронным микроскопом и рассеивать через призмы, я испытал на собственной шкуре, а это, поверьте, чувствительный прибор. На пути Б-эманации, бьют-лучей стоит преграда из антибьютов, вот и вся премудрость.

Вопрос стоит так: кто кого возьмет. Нужна критическая масса, чтобы сбить защелку, но вам никогда не вычислить ее на калькуляторе, потому что она у каждого своя.

Что при этом бывает, я знаю. Во всяком случае, не взаимоуничтожение. Теперь я думаю, что испытывал такое и прежде - хотя бы тогда, в самолете, когда летел в Ташкент,- но не понимал, что же со мной происходит.

Спасибо международному съезду по химии белка и добрым друзьям, собравшимся немного поболтать о том о сем перед расставаньем.

- Когда вы улетаете? - спросил я Бризкока. Могилевский, который знает все лучше всех, ответил за профессора: - Сегодня вечерним рейсом.