Женский портрет в три четверти - [39]

- Я нашел точку,- сказал Саша.- Надо залезть на мусорный бачок под аркой, поставить на него перевернутый ящик из-под египетских апельсинов и, держась рукой за стену, отклонить камеру сантиметров на тридцать вправо. Рискуешь грохнуться, но ракурс идеальный.

Я хотел спросить, что будет, если апельсины окажутся израильскими или марокканскими, но решил не омрачать Саше праздник.

- Вы стали моим союзником! -- воскликнул профессор. - Искусство, сэр, искусство, а не ремесло, вот в чем гвоздь вопроса. Интуитивное умение, а не программа.

- Он стал моим союзником, профессор,- возразил Кравчук.Только с этой единственной точки можно запечатлеть двор таким, каким мы его увидели и запомнили. Эта точка объективно задана и не может быть заменена никакой другой.

- Ну, Саша, ты даешь,- сказал я.

Могилевский собрал карточки, сунул их в конверт, потом передумал, вытащил три штуки и раздал нам на память. Мы наперебой высказали ему свою глубокую признательность.

- Вы ничего не поняли.- Могилевский поочередно ткнул в нас пальцем.- У вас хромые глаза. Это не тот двор. Не тот, что на Кравчуковых слайдах. С помойного бачка он очень похож на тот, но он другой. Поверьте профессионалу.

Он спрятал свои шедевры в карман вещмешка, выпрямился и добавил:

- И марсианские пейзажи несуществующие, и хризантемы ненастоящие, и собака с котом другие, и девушки такой на свете нет. Игра случая или игра воображения, а может быть, и то и другое сразу. Только и всего. Простите за приземленность, я не поэт, а ремесленник. Из моего личного ангела-хранителя ты решил стать нашим общим. Правда, у тебя своеобразный способ охранять душу - ты сгоняешь ее с облаков и опускаешь на землю, а потом норовишь ткнуть спасаемого носом - это все мираж, джентльмены, и будем относиться к нему соответственно. Ты заклеймил нашу незрячесть из самых лучших побуждений. Спасибо за помощь, но я ее не приму.

- Как жаль,- произнес, - у меня не было такого друга, как вы, в моем возрасте полезно, чтобы на тебя выливали ушат холодной воды. Это закаляет.

Надеюсь, вы понимаете, что "ушат" существует только в моем вольном пересказе. Но про холодную воду профессор что-то сказал, это точно.

Мы простились на ступеньках Дома конгрессов. Хорошая фраза, из неторопливого романа. Саша поехал в редакцию делать работу за себя и за меня. Бризкока мы с Кравчуком посадили в черную машину с эмблемой съезда ему полагается по рангу - и отправили в отель собираться в дорогу. А сами пошли шататься по теплой зеленой Москве в лучшую для нее пору. Мы сговорились проводить Бризкока в аэропорт, а пока убивали время в ожидании лондонского рейса. Это, кстати, тоже неплохо звучит - убивали время в ожидании лондонского рейса.

Сэр Уильям, Бернар, О'Бумба, Кравчук и я вознамерились втиснуться в одну машину.

Шоферы "Интуриста" неприветливы, но сдержанны. Наш не сказал ни слова. Он не протестовал и не помогал. Когда мы с Кравчуком и псом рассаживались на заднем сиденье, он всем своим видом показывал, сколь неуместна собака на искусственном плюще казенной "Волги", однако клиент "Интуриста" почти всегда прав.

На Бернаре был огромный проволочный намордник, потому что так положено. В этом наморднике он жутко напоминал кого-то из наших хоккейных вратарей высшей лиги.

Корзинку с котом профессор держал на коленях. О'Бумба демонстративно отвернулся от шофера и через боковое окно разглядывал прохожих.

Мы ехали молча. Миша вытащил из своей зеленой папки русскоанглийский разговорник и стал что-то в нем искать. Я дал ему достаточно времени, чтобы выучить полсотни выражений, и только после этого отнял книжку - мы уже проезжали Химки. Нужную мне фразу я нашел сразу. Вы уже читали ее: позвольте откланяться, мы так приятно провели время.

Я не сказал Бризкоку этой фразы. Я не сказал ему ничего такого, что пишут в разговорниках.

Мы без приключений добрались до Шереметьево, выгрузились из машины. Тележек, как всегда, не было, впрочем, багажа у сэра Уильяма оказалось всего ничего, стеклянные двери раздвинулись и пропустили нас в приятную прохладу нового, но какого-то уже устаревшего аэровокзала. Там шла своя жизнь, совершенно отличная от той, что по эту сторону двери, чужеязычная, настороженная, непонятная.

Бернар позволил взять себя на короткий поводок, и мы двинулись к барьеру, за которым неулыбчивые, бледные до зелени таможенники копались в чужих чемоданах. Должно быть, копанье в чужом барахле неблагоприятно влияет на цвет лица. Работали таможенники без спешки, им никуда лететь не надо, и очередь перед их кабинками выстроилась изрядная. Я подумал, как неловко будет становиться с Бризкоком в эту очередь, и еще подумал про собаку и кота, как там будет с карантином, вроде бы животных просто так возить взад-вперед не положено. И уже раскрыл рот, чтобы предложить профессору с Кравчуком посидеть где-нибудь, если найдется место, а я пока займу очередь, но тут к нам подбежал проворный малый в сером костюме и спросил по-английски довольно бойко, с непонятным мне, не то ливерпульским, не то внешторговским акцентом: "Сэр Уильям Бризкок, если не ошибаюсь",- и, оттесняя нас с Мишей, поволок профессора под локоток куда-то влево, на ходу приговаривая что-то, слишком быстро и слишком поанглийски, чтобы я мог разобрать толком.