Женский пол - [9]

. У нее это означало, что мужчины и женщины конструируются через «эротизацию господства и подчинения»[55], главная процедура которой — неконсенсуальная сексуальная объективация. Отсюда ее знаменитая фраза: «Мужчина трахает женщину, субъект/подлежащее, глагол, объект/дополнение»[56].

Быть женщиной — значит быть объектом: в этом Маккиннон, я думаю, права. Но она заблуждается, полагая, что женскость — состояние, распространяющееся только на женщин. Гендер — это всегда процесс объективации: трансгендерные женщины вроде Джиджи Горджес, пожалуй, знают это лучше остальных. В конце концов, гендерный переход начинается с понимания следующего факта: как ты себя субъективно идентифицируешь — какой бы ценной и важной ни была эта идентификация, — само по себе не имеет никакого практического смысла. Если бы гендер исчерпывался идентичностью, для совершения перехода достаточно было бы просто о нем подумать — как если бы внезапно загоралась лампочка. Ваша гендерная идентичность существовала бы в безмолвной абстракции, никому бы не было до нее дела, и меньше всего вам самим.

Напротив, если и можно извлечь какой-то урок из гендерного перехода — от элементарных требований касательно употребления местоимений до предельно инвазивной хирургии, — он состоит в том, что гендер — это нечто, что вам даруют другие люди. Гендер существует, если он вообще существует, только в структурном великодушии посторонних людей. Когда сегодня говорят, что данная гендерная идентичность «действительна», это верно, но только в тавтологическом смысле. В лучшем случае это моральное требование возможности, но само по себе оно не обеспечивает реализацию этой возможности. Правда в том, что вы не являетесь центральной инстанцией в придании смысла самим себе и, вероятно, даже не имеете на это права. Вам не дано соглашаться на то, чтобы быть собой, пусть вы, возможно, и заслужили эту возможность.

Вам не дано соглашаться на то, чтобы быть собой, — вот определение женскости.

ИМБИРЕК. Всем известно, что мужчины больше уважают женщин, если те ловко хавают говно [57] .

Когда дрэг-королевы сходят со сцены, Бонджи встречает девушку, которая ищет кусок говна. Ее имя — Вирджиния Фарнэм, но она предпочитает зваться Имбирек. «Это так метко меня характеризует — бойкая и пикантная», — простодушно объясняет она[58]. Она ищет пропавший коричневый бумажный пакет с какашкой. «Не хочу быть назойливой, но эта какашка чем-то дорога вашему сердцу?» — спрашивает озадаченная Бонджи. «Что за ересь! — возмущается Имбирек. — Это просто на ужин»[59].

В «Засунь себе в задницу» Имбирек представляет местную Папочкину Дочурку. Она боготворит своего психоаналитика, «ведущего представителя учения о том, что родовые схватки — это приятно»[60]. Ей лестно, когда ее домогаются в конторе Расселла, где она единственная женщина, и она хочет, чтобы мужчины считали ее за своего. «Я идеально приспособлена к цепкой динамике мужского ума, — выпаливает она Бонджи на одном дыхании. — Я общаюсь с мужчинами на их уровне, и у меня мужские, убедительные, изощренные интересы — я обожаю различные позы полового акта, кейнсианство и готова часами смотреть порнуху»[61]. Она с гордостью повторяет идеи мужчин; «настолько гибкая», что «одинаково легко» принимает «не только точку зрения Расселла, но и точку зрения Фила и Боба»[62]. Легко смирилась с тем, что ее обошли при повышении, когда ее босс сказал, что будет без нее «как без рук»[63]. Обожает художников-мужчин. Пишет стихи — «чистое чувство, не скованное ни единой мыслью, позицией или идеей»[64]. Что же до говна — Имбирек всего лишь хочет подать его гостям на ужин, чтобы их удивить.

В апреле 2016 года комик Джейми Лофтус начала снимать на камеру, как она поедает «Бесконечную шутку», тысячестраничный роман Дэвида Фостера Уоллеса, и выкладывать эти видео в Twitter. В интервью о проекте (смеси перформанса, буффонады и чистого троллинга), которое она дала Vice, Лофтус объяснила, что ей осточертело то, как самодовольные мужчины на вечеринках пытаются убедить ее дать шанс книге, прославившейся своей непонятностью. «По сути, они говорили, что, если я пыталась ее читать и она мне не понравилась, значит, я ее не поняла, — жаловалась она интервьюеру. — Мне доводилось есть на сцене собачьи консервы, поэтому я решила придумать похожую шутку и выложить ее потом в Twitter»[65]. Весь следующий год или около того Лофтус, работавшая в книжном магазине, снимала, как поглощает страницы книги. На видео она вкладывает страницы в сэндвичи, запивает их пивом, макает в кофе, как печенье. Она смешивает их со спагетти, тушит на плите. Когда она в дороге, она давится ими всухомятку, запихивает в рот, как пихают футболку в шкафчик. Она ест их в торговом центре, на улице, за письменным столом, в клубе. Ест на Бостонском гей-параде. «Я не лесбиянка, — говорит она в камеру своего телефона, — но я ем книгу»[66].

Лофтус рассказала Vice, что сначала предпочитала смазывать страницы. «Всухомятку я жую и глотаю страницы только на сцене, когда же я снимаю видео, то обычно добавляю что-то типа подливы или смачиваю страницу, иначе для моего тела это будет десять миль по ухабам». Переход от чтения к поеданию маркировал своеобразный эволюционный регресс от зрения к пищеварению: очевидно, что Лофтус совала книгу не в то отверстие. Тот небольшой процент полиграфии, который ее кишечник мог переработать, бездумно абсорбировался ее телом; остаток, естественно, выводился из организма с отходами. Через пару недель после начала проекта Лофтус вызвала токсикологов, чтобы проверить, не убьет ли ее «Бесконечная шутка»: «Они сказали: "Мы, конечно, не можем одобрить то, что вы делаете, но есть более щадящий способ". Мне нельзя было есть слишком часто, то есть по странице в день, как я планировала, это было просто несовместимо с жизнью»