Женские убеждения - [118]

– Да, вроде как. И чужие дома продолжаю убирать.

– А.

– Ты не представляешь, какие люди грязнули. Реально не представляешь. Они меняют кожу, и полы в домах – как земля в лесу. Чешуйки. Помет. Понимаю, что звучит аппетитно. Зато интересно. В «Вэлли-тек» тоже интересно. Каждый день – так, ну и какую заковыристую задачку нам сегодня подкинут покупатели? Иногда после работы собираемся, играем в видеоигры. – Потом он добавил стеснительно: – Я, на самом деле, и сам игру придумал. Меня один парень на работе подначил, теперь мы ее вместе разрабатываем. Он программист.

– Правда? А о чем она?

Кори помолчал.

– Называется «Ловец душ». Дурацкое название, но я в названиях не силен. Суть в том, что нужно найти человека, которого потерял. Мне толком не объяснить. Она пока еще не готова для запуска. Не уверен, что вообще до этого дойдет, но пока надеюсь, что дойдет.

– И я надеюсь. А мама твоя как? – спросила она наконец, чтобы не тянуть паузу. – У нее все по-прежнему?

– Мама ничего, – сказал он. – В смысле, принимает лекарства по расписанию, это хорошо. Было время, когда отказывалась, тогда стало тяжело. А сейчас дома более-менее спокойно.

– Думаешь, ты тут надолго? – с деланной беззаботностью спросила Грир.

– Что я могу ответить, учитывая, сколько времени уже здесь торчу?

Грир знала, что это так. Третий десяток жизни – это все еще молодость, но и серьезное время закладки основ, проводки коммуникаций под поверхностью. Они закладываются даже во сне. Чем заниматься, где жить, кого любить – все это элементы арматуры, которые тайком монтируют по ночам неведомые рабочие. Еще несколько дней назад у Грир была активная жизнь, которая ее и устраивала, и расстраивала. Кори на третьем десятке оставался человеком, который пришел на помощь сломленной матери да там и остался.

– Если приедешь в Нью-Йорк, – заметила она как бы между делом, когда они собрались выходить, – можешь остановиться у меня в Бруклине. У меня есть свободный диван.

– Спасибо, – ответил он. – Очень любезно с твоей стороны. Может, и приеду.

– Ладно. Тогда и увидимся, – сказала она.

Ей захотелось добавить: когда-то мы были двумя космическими кораблями.

Они вернулись на свою улицу, постояли на нейтральной территории между своими домами.

– Как Тих? – ни с того ни с сего спросила Грир.

– В порядке. В смысле, я, конечно, не могу сказать, в порядке ли он. По каким признакам? В общем, не меняется.

Через несколько дней, в последний вечер дома, Грир оказалась на кухне одновременно с родителями: они собирались ужинать – теперь все трое каждый вечер садились за стол вместе, родители, похоже, почувствовали, что Грир будет тягостно есть одной – и отец спросил:

– А ты Кори видела? Чего у него новенького?

– Работает в компьютерном магазине в Нортгемптоне, – ответила Грир. – Изобретает какую-то компьютерную игру. А по большому счету, сам знаешь, так и живет тут с мамой. Даже продолжает делать уборки в парочке домов, как раньше. Вот такая у него жизнь. Ничего особенного.

– Грир, – ответила на это Лорел, – мы что, должны покачать головами и ответить: да, он ничего в этой жизни не добился?

– Нет. Разумеется нет. – Ей, однако, было досадно, что ей противоречат.

– Мне вот как кажется, – сказала ее мама, – хотя я в этом совсем не разбираюсь, потому что это ж не я работала в феминистском фонде. Перед нами человек, отказавшийся от собственных жизненных планов, когда в семье у него случилась беда. Он вернулся к матери и заботится о ней. Кстати, содержит в чистоте собственный дом и еще несколько других, где раньше уборку делала она. Не знаю точно. Но по-моему, Кори и есть настоящий феминист, разве нет?

Глава двенадцатая

Получив от Фейт Фрэнк электронное письмо с приглашением зайти к ней домой, Эммет Шрейдер хотел было ответить шуткой: последний раз он был у нее сорок лет назад и полагал, что больше его не пригласят. Однако по натянутому, даже холодному тону ее послания он понял: что-то случилось. Ей нужно было с ним поговорить, и она предпочитала сделать это не на работе. Еще более странным выглядело то, что она организовала встречу без помощи Конни и Дины, бессменных стражей ее ворот. Обычно люди приходили к Эммету, а не наоборот – тем не менее, он тут же согласился.

И вот воскресным вечером он оказался в просторной, выдержанной в бежевых тонах гостиной Фейт на Риверсайд-Драйв, сразу заметив некоторую обшарпанность квартиры. За большим окном Гудзон отливал при луне темным блеском. По комнате были расставлены вазы, тут и там – пустые чашки. Она даже не предложила ему выпить. Дело выглядело серьезно.

Он сел в кресло, она – напротив и официальным тоном произнесла:

– Я тебя убить готова.

Он вгляделся в нее.

– Может, объяснишь, за что?

– Нет, попробуй сам догадаться.

Он попытался. Перед глазами набором кадров прошло несколько вариантов, ни один не выглядел убедительным.

– Лупе Изурьета, – наконец подсказала Фейт. – Знакомое имечко?

– Как-как?

– Лупе Изурьета, – повторила она, но это не помогло.

– Да о чем ты вообще? – Мысли у Эммета спутались так безнадежно, что он подумал: вот так, наверное, выглядит инсульт. «Лу-пи-из-у-ри-та», подумал он, раскладывая слоги так и сяк, но смысла в них не увидел.