Женские истории пером павлина - [29]

– У меня один вопрос. К какому времени надо быть готовыми?

– Вы знаете, что сейчас идет суетная возня с этим новым союзным договором. Подписание же этой филькиной грамоты намечено на август. Так что ориентируйтесь. Мы не должны допустить этой профанации.

Иллариона Платоновича высадили на Васильевском спуске, и он не спеша пошел к гостинице. Противоречивые мысли роились в его голове. Он, как и многие его товарищи по «ремеслу», тоже был недоволен восцарившейся вакханалией. Откуда ни возьмись, появились некие проходимцы. Стали лезть в дела. Грубо, без понятий, наезжать на «честных» дельцов. В конце концов, отбирать кусок хлеба. С другой стороны, и нам стало вольготнее добывать «трудовую» копейку. Но известно, легкий рубль так же легко и улетучивается. Нет, раньше такого не было. Было бы смешно даже представить, чтобы, например, его «куратор» из Большого дома потребовал откат. Теперь это повсеместно и нарастает, что снежный ком.

Сегодня Илларион Платонович позволил себе богатый обед. С обильными и разнообразными закусками, крепкой выпивкой и большим куском бараньей ноги, изжаренной на углях.

В Питер он вернулся с четким планом действий. Он за неделю прозондирует настроение людей и, если окажется, что большинство поддерживает идею возрождения прежних порядков, информирует Москву и ждет. Ежели он почувствует отторжение, то попытается свернуть все дела и уехать в Германию. Сматываться по одной тропке не в правилах конспирации.

Тридцатого мая, в четверг, Илларион Платонович рано утром, еще не было и шести, вылез из-под одеяла. Зябко в доме.

«Это что еще за фрукт рядом?» – с трудом вспоминая вчерашний вечер, подумал мужчина под пятьдесят и пошел как был нагишом в ванную.

Стоя под струями горячей воды, он постепенно восстановил весь вчерашний день. Не зря старики говорят – не забивай стрелку в среду. Среда – тяжелый день. Пренебрег советами и устроил встречу «смотрящих» всех районов.

Собрались в «стекляшке» в Приморском парке Победы. И хотя стол ломился от закуски и выпивки, все собравшиеся за ним лишь пригубили из стопок. Они готовы были слушать, что скажет Илларион.

Он был краток, но речь его была насыщена эпитетами, прилагательными и образными сравнениями. Не раз слушатели прерывали этот спич одобрительными возгласами.

– Я сказал – вы слышали. Решать нам всем. А теперь, чтобы мозги наши заработали лучше, выпьем по малой и закусим, чем Бог дал.

Застучали ножи и вилки, забулькало в бокалах и рюмках. Кто-то бросил:

– Под такой добрый закусь и мысли должны быть добрыми.

Так было сказано всуе, но не так обернулся разговор на самом деле.

За столом сидели двадцать три человека. Это не считая самого инициатора встречи. Мнений было почти столько же, сколько было едоков и слушателей. Одни были категорично за: «Давно пора упаковать в осиновые смокинги этих господ-товарищей».

Другие на том же градусе накала против: «Обратно взад к райкомовским дуракам! Ну уж нет. Перетрется, мука будет. Потерпим».

Были и третьи: «Куда торопиться? У нас пока не каплет. Посмотрим».

Иллариону Платоновичу стало ясно, в городе трех революций отсутствует единство взглядов. Но он не Ленин и не ему убеждать, что вчера было рано, а завтра будет поздно.

– Все высказались? – молчание было знаком согласия. – Решим так. Нам, и правда, спешить некуда и не к лицу. Скажу, бардак, что устроил меченый и его кодла, к добру не привел и не приведет. Жить можно, конечно, и на параше. Но кто с этим согласится? Людям в Москве скажу, что питерские думают.

Выпили и закусили. Больше тут делать нечего.

– Это нехорошо, – начал смотрящий по Юго-Западу. – Людям знать надо точно, где мы будем. В своих норах каждый прятаться будет или вместях пойдем. Я так кумекаю: надо собраться в августе, под конец его. Подобьем бабки, сообразим, что к чему, и решим.

Кто бы из них знал, какие события развернутся в конце августа!

Вот тогда-то и подошла к Иллариону эта девушка:

– Мужчина не угостит девушку сигаретой?..

– Тебя как зовут? – девица успела одеться, пока Илларион принимал душ.

– Вчера ты звал меня Машей. Папа с мамой меня назвали Олей.

– Маша-Оля, марш на кухню готовить завтрак.

У мужчины не было и намека на стыд или сожаление, что он переспал с этой достаточно искусной проституткой. Это своеобразный санитарный ритуал. Не более.

Ровно в десять часов утра тридцать первого мая 1991 года девушка села в маршрутное такси на пятнадцатом километре Приморского шоссе.

Где она вышла из него или ее «вышли», никто не узнает. У Горького: «А был ли мальчик?» Мы скажем: «А была ли девочка?»…

Мы с Ваней через неделю, после того как открыли дверь загородного дома, полностью его освоили. Сын занял самую дальнюю комнату с выходом на террасу. Что же, он мальчик уже большой. Пускай у него будет отдельный выход. Я заняла ближайшую к главному входу комнату с двумя окнами.

Кстати, я не рассказала, что вообще представляет наш дом. Итак, это одноэтажное строение на каменном фундаменте высотой восемьдесят сантиметров. Двускатная крыша, имеющая одну крутую и другую пологие плоскости, крыта керамической черепицей.

Вход, как и положено, с восточной стороны. Крыльцо под далеко выдающимся вперед козырьком. К крыльцу ведет дорожка, выстланная битым кирпичом. Та в свою очередь обрамлена металлическими скобами.