Женская месть - [14]

Фиби была слабой, робкой, уступчивой и потому десять лет жизни провела в рабстве. Но она не хотела такой жизни для дочери. Ни за что на свете!. Она не допустит, чтобы Адриенна стала узницей в чьем-то гареме, чего бы ей это ни стоило!

И первой ступенью в осуществлении еще не вполне ей самой ясного плана станет поездка в Париж. Она возьмет с собой Адриенну, и назад они не вернутся.

– Когда я поеду в Париж, то накуплю много красивой одежды, – говорила Дюжа Адриенне, стараясь заставить себя не завидовать подруге. – Отец говорил, что мы будем обедать «У Максима»[7] и что у меня будет все, чего я ни пожелаю.

Адриенна обернулась. Она нервничала, и теперь ее ладони постоянно были влажными, но она не решалась вытереть их о платье.

– Я привезу тебе подарок.

Забыв о зависти, Дюжа улыбнулась:

– Только один?

– Зато особенный. – Она прижала руку к животу. – Меня почему-то тошнит…

– Если тебя будет тошнить, то ты никуда не поедешь. Возьми себя в руки!

Слуги уже понесли к машине вещи, поэтому Дюжа обняла Адриенну за плечи и повлекла из комнаты.

– Лия дуется. Ей тоже хочется поехать в Париж, но король берет с собой только тебя и твою мать. Лия должна быть довольна тем, что снова беременна. – Дюжа поцеловала Адриенну в щеку. – Я буду по тебе скучать.

– Мы скоро вернемся.

– Раньше ты никогда никуда не уезжала.

Весь гарем был возбужден известием о дальнем путешествии, хотя за границу отправлялись только двое. Фиби стояла, окутанная покрывалом, руки ее теребили шелк платья, лицо казалось бесстрастным. Она задыхалась от запаха благовоний и курений, обычных для гарема.

Если бог ей поможет, она больше никогда не увидит снова ни этих людей, ни этого места. Впервые она была благодарна мусульманскому обычаю, повелевавшему скрывать лицо под покрывалом – надо было следить только за выражением своих глаз.

Она ощутила укор совести, когда на прощание поцеловала своих сестер по заточению, свекровь и кузин по мужу. Ведь она почти десять лет прожила рядом с этими женщинами.

– Посади дочку у окна, – сказала Джидда Фиби, целуя и обнимая ее на прощание. – Когда самолет взлетит, она сможет увидеть сверху Якир. – Джидда улыбнулась, радуясь тому, что ее сын наконец-то проявил интерес к ребенку, которого она втайне любила больше всех. – Не ешь слишком много французских сливок, дитя мое.

Адриенна улыбнулась и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать бабушку.

– Боюсь, что я растолстею. Когда вернусь, ты меня не узнаешь.

Джидда рассмеялась и добродушно похлопала Адриенну по щечке рукой, ногти на которой были щедро накрашены хной.

– Я тебя всегда узнаю. А теперь иди и возвращайся здоровой и невредимой.

Они вышли за пределы гарема, миновали сад и оказались за стенами, где их ожидала машина. Адриенна была слишком возбуждена, чтобы заметить, что ее мать необычно молчалива. Она задавала матери вопрос за вопросом, но та была задумчива и отвечала коротко.

К тому времени, когда они добрались до аэропорта, Адриенна чувствовала, что заболеет от возбуждения, а Фиби было не по себе от страха.

Воздух был наполнен ревом моторов, какофонией разноязычных голосов; этот гул то усиливался, то ослабевал.

– Как здесь много иностранцев! – бормотала Адриенна, пробираясь сквозь толпу вслед за своими телохранителями, старавшимися расчистить для них дорогу. – Зачем они сюда приезжают?

– Деньги, – коротко отозвалась Фиби, украдкой бросая взгляды то направо, то налево. Было жарко, так жарко, что она опасалась потерять сознание, но руки у нее были холодными как лед. – Поторопимся.

Взяв Адриенну за руку, она потащила дочь сквозь толпу туда, где поблескивал на солнце новый личный самолет Абду, недавно приобретенный на нефтяные деньги. У Адриенны пересохло во рту.

– Он такой маленький.

– Не беспокойся, я с тобой.

Внутри, в кабине, было роскошно, несмотря на тесноту. Сиденья были обиты дорогой тканью, красный как кровь ковер покрывал пол. Крошечные светильники, прикрепленные возле каждого сиденья, были в хрустальных абажурах. Кондиционированный воздух благоухал сандаловым деревом – это был любимый аромат короля. Слуги, молчаливо кланяясь, ожидали, когда можно будет подавать еду и питье.

Абду был уже на борту и сидел со своим секретарем, склонившись над кипой бумаг. Свой национальный костюм он сменил на деловой, сшитый в Лондоне на заказ, но на голове его красовался восточный головной убор. Пока жена и дочь усаживались, он ни разу не бросил взгляд в их сторону. Абду небрежно подал знак одному из своих людей. Через несколько минут моторы заработали. Когда нос самолета оторвался от земли, сердце Адриенны екнуло.

– Мама, я боюсь!

– Скоро мы окажемся над облаками. – Фиби старалась говорить тихо и была рада, что Абду не обращал на них внимания. – Мы летим, как птицы, Эдди. Смотри! – Она прижалась к щеке дочери. – Смотри, Якир остается далеко внизу и позади.

Адриенну мутило, но она постаралась взять себя в руки, потому что боялась отца. Она с решимостью стиснула зубы и стала наблюдать в иллюминатор. Фиби склонилась над дочерью и что-то тихо говорила ей, пока та не уснула. Адриенна мирно спала, положив голову на плечо матери, а Фиби смотрела вниз на синие воды Средиземного моря и молилась.