Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…» - [53]
В конце концов, через четыре года Высоцкому были дозволены многократные выезды к жене по «заявлению в произвольной форме». Как писал поэт, «мне такое не мнилось, не снилось!..»
По мнению кинорежиссера Станислава Говорухина, «это была красивая, длившаяся много лет духовная связь двух бесконечно талантливых людей. Марина пыталась замедлить его бешеный темп — вдвоем трудно так быстро нестись по жизни. Отчасти ей это удалось. Во всяком случае, она продлила ему жизнь…»[296]
Аналогичной точки зрения придерживался еще один «математик» — режиссер киностудии «Бела-русьфильм» Виктор Туров: «Я думаю, что Марина Влади минимум на шесть-восемь лет продлила ему жизнь…»[297]«Она своими приездами, своими связями спасала его, — считает и Борис Хмельницкий. — Если бы не она, он ушел бы намного раньше. Мы-то знаем…»[298]
Даже «Шарапов» — Владимир Конкин рассказывал о Влади: «Она мне говорила, что показывала Володю лет за 5–6 до этого в лучших клиниках Парижа. Занималась его здоровьем, но врачи уже тогда предполагали, что он проживет Максимум 6–7 лет. Он прожил 10»[299].
Вот уж никак не подозревал, что у Конкина такие напряженные и скверные отношения с арифметикой…
Весьма проницательным в оценке взаимоотношений Влади и Высоцкого был взгляд актера, режиссера и литератора Леонида Филатова: «Масштаб его истинный обнаружила только Смерть. Вот такой обрыв — бах! Думаю, этого не предполагал никто. Ни папа, ни мама, ни даже, рискну предположить, Марина. Потому что, какая она ни русская, но все-таки «не наша». Поэтому понятие «слава» для нее в чем-то другом. Но когда она увидела это сумасшествие — как ахнула вся страна!..»[300]
Валерий Золотухин высмеивал тех, кто пытался представить роман Высоцкого и Влади неким мезальянсом: «Что за ерунда! Лучшим подтверждением Володиных чувств является его любовная лирика. Глядя в потолок, ничего не испытывая, человек вряд ли напишет: «Двенадцать лет тобой храним…» Стихи — они всегда идут от сердца, из души. Другое дело, что любовь не вечна, и с годами страсть проходит. Высоцкий был чертовски обаятельным человеком, женщины его обожали, да и он — натура увлекающаяся. Марина многого не знала из его донжуанского списка, да и Володя, думаю, не подозревал, чем живет без него Марина…»[301]
Мариной Владимировной и восхищались и, как водится, ненавидели, или, говоря чуть мягче, терпеть не могли. Юрий Нагибин, Нина Ургант, Лариса Лужина, Володарский, Шемякин… Нет-нет, никто, разумеется, не смеет отнять у них этого недоброго права.
Юрий Нагибин в посмертно опубликованных «Дневниках» злорадствовал: «Марина Влади проповедовала у нас на кухне превосходство женского онанизма над всеми остальными видами наслаждений.
В разгар ее разглагольствований пришел Высоцкий, дал по роже и увел…»[302]
Имела свои счеты и претензии к Марине Влади и Нина Ургант. Она, скажем, с оттенком брезливо-сти помнит, как «Марина решила подарить Володе на день рождения трусы… длинные, до колен. «Зачем так унижать человека?» — спросила я. Она рассмеялась: «Он пришел ко мне в таких в первую ночь…» Он всегда хотел ей соответствовать. Заработает 20–30 рублей, и тут же ей отдаст. А она, как русская баба, хвать их и за пазуху. Вот такая она, великая французская актриса. Не люблю я ее…» По мнению Нины Николаевны, Марина «понимала, кто такой Володя Высоцкий… Она была типичная француженка, очень расчетливая, себе науме. И в ее любви к Высоцкому был свой расчет…»[303]
Ургант считает, что Марина Влади не так уж старательно стремилась уберечь мужа от пьянства. Актриса рассказывает: «…Я болела воспалением легких, ко мне из театра приходила медсестра Зиночка ставить банки… Володя заходит ко мне в комнату: «Ниночка, твоя медсестра может вынуть мне ампулу?» (Он тогда «подшивался» от спиртного.) Спустил джинсы, а в верхней части ягодиц огромная воспаленная гематома. Я сразу позвала Зиночку, та посмотрела: «Надо срочно вытаскивать — иначе заражение крови!» Вытащила, обработала рану, зашила. И тут возвращается из магазина Марина, принесла какие-то продукты и шампанское. Я к ней: «Маринка, представляешь, Володьке пришлось ампулу вытащить! Что же делать?!.» А она с радостью: «Вытащили? Тогда давайте выпьем шампанского!» Достает бокалы и наливает Володе. Зачем?! Я ее чуть не убила»[304]. Георгий Юнгвальд-Хилькевич подтверждал: «Марина, сама выпивала. Настаивала, чтобы он не пил, убеждала его, но в доме все время была водка…»[305]
Окончательно добил Нину Николаевну эпизод с Мариниными «сигаретками»: «Однажды я увидела у нее необычную сигарету. Захотелось попробовать, тогда же дорогие импортные сигареты можно было купить только за доллары. Попросила: «Марина, угости!» Она улыбнулась: «Ты не станешь это курить». — «Ну, мне хочется. Жалко, что ли?..» — «Нет, не жалко — бери». Я сделала затяжку, тут же «поплыла» и отбросила сигарету». Потому что хоть и курильщица, но не наркоманка»[306].
Михаил Шемякин, напротив, считает, что «самое большое несчастье в жизни Марины — это было узнать, что, кроме алкоголизма, Володя стал страдать еще и наркоманией. Шприцы она обнаружила у него случайно в кармане, когда он «отключился» после выпитого, и это, конечно, был страшный день в ее жизни. Она поняла, что это конец, потому что соединение наркотиков с алкоголем приблизило его кончину. Володя проклинал алкоголизм, от которого он безуспешно пытался избавиться. Мы с ним вместе подшивались, поскольку я сам тоже страдал запоями, и Марина, ожидая его и нервничая у телефона, тоже стала спиваться. Она подшивалась у того же врача…»
