Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…» - [40]
Однако, говоря о материальных вопросах, Марина все же признавала, что очень рассчитывала на выход в Союзе долгожданного диска Высоцкого, по крайней мере, по двум причинам: «…если пластинка выйдет, это будет своего рода признание твоего статуса автора-композитора. И потом — мы довольно скромно живем на твою актерскую зарплату, так что лишние деньги не помешают…»[200]
«Да, твердый орешек, — рассказывала она о своем муже Наталье Крымовой. — Тут очень важно (нам повезло), что мы оба были знаменитыми. Но не было у нас борьбы за первую роль… Мы были на равных. Мы не тянули каждый на себя, потому что у каждого была своя публика. Нам повезло тоже, когда он стал немножко-немножко зарабатывать, немножко денег, немного, но как-то, все-таки… Вначале было очень тяжело, потому что я человек, естественно, как кинозвезда, я зарабатывала много денег. И это могло быть проблемой, как и в любом союзе. И это не было долгой проблемой. А в смысле власти в паре, да, ну, я думаю, что я его все-таки держала немного в руках. Как все бабы, в общем, когда мужик такой шальной, нужно держать его в руках…»
Там, в абдуловском доме, в их первом «любовном алькове» на улице Горького (ныне — Тверской), случилась трагедия, позже подвигнувшая Андрея Вознесенского на написание «Реквиема оптимистического», посвященного «Владимиру Семенову, шоферу и гитаристу». Помните?
Это на самом деле было страшно.
«Мы приехали с фестиваля, — рассказывала Марина. — Володя сидел тут тоже. Севина мама — Елочка — нам приготовила чудесный ужин. И вдруг у Володи горлом пошла кровь. И все думали, что он просто умирает. У нас на глазах. Мы вызвали врача. Врач сказал: «Ничего, пусть он полежит немножечко, и все пройдет». И все не проходило, все у него кровь текла и текла. И, в конце концов, я сказала, что его нужно в больницу, это невозможно, у него пульса нету уж больше. И мы его провели через коридор, его выносили мальчики, с которыми я жутко разругалась, потому что они не хотели уже его брать. Я им устроила скандал, и они его взяли все-таки. Приехали в Склифосовского — и 18 часов откачивали…»[201]
Хозяин дома Всеволод Абдулов дополнял: «Тогда впервые приехали в Москву все сестры Марины со своими мужьями. Была радостная встреча. Были друзья, был замечательный вечер. Володя поет, потом куда-то выскакивает. Я смотрю на Марину. Марина вся белая. И тоже не понимает, что происходит. Потом включились сестры, как родные, они тоже что-то почувствовали. А он все время выскакивает и выскакивает. Я за ним. Он в туалет, наклоняется: у него горлом идет кровь. Ну таким бешеным потоком. Я говорю: «Что это?» Он говорит: «Вот уже часа два». Он возвращается, вытирается, садится. Веселит стол, поет, все происходит нормально. Потом все хуже и хуже. Вызывают «скорую помощь», кто-то уводит гостей…»[202]
Потом Золотухин зафиксирует в своем дневнике: «24 июля («проклятая дата!» — Ю.С!) был у Высоцкого с Мариной. Володя два дня лежал в Склифосовского. Горлом кровь хлынула. Марина позвонила Баделяну. «Скорая» приехала через час и везти не хотела: боялись, что умрет в дороге. Володя лежал без сознания, на иглах, уколах. Думали: прободение желудка, тогда конец. Но, слава богу, обошлось. Говорят, лопнул какой-то сосуд. Будто литр крови потерял, и долили ему чужой… Он чувствовал себя «прекрасно»… но говорил шепотом, чтоб не услыхала Марина… Володя… в белых штанах с широким поясом, в белой, под горлом, водолазке и неимоверной замшевой куртке. «Марина на мне…» — «Моя кожа на нем…»[203]
Несмотря на все эти и прочие проблемы, она считала самым счастливым периодом в своей жизни, «конечно, жизнь с Володей. Хотя она была трагичной, но такой интересной! И не только потому, что мы так любили друг друга, но и в искусстве. Володя мне так много дал и открыл, а благодаря мне он увидел мир…»[204]
На последнем она особенно настаивала. «Может быть, нескромно это сказать, что он из-за меня многое приобрел, я могла ему открыть какой-то мир, который он, конечно, не мог бы открыть без меня… Он умер бы раньше, конечно, если бы мы не вместе жили. Это сыграло абсолютную роль…»[205]
Марине Влади, обладавшей природным женским чутьем, удалось точно угадать неизбывную тягу Владимира Семеновича к странствиям и перемене мест. Отвечая на вопрос «Ваше представление о счастье?», он говорил: «Счастье — это путешествие, необязательно из мира в мир. Это путешествие может быть в душу другого человека… И не одному, а с человеком, которого ты любишь. Может быть, какие-то поездки, но вдвоем с человеком, которого ты любишь, мнением которого ты дорожишь…»[206]
Когда Марина говорила о том, что не помогала Высоцкому писать, она напрасно скромничала. Без нее не родились бы у поэта прекрасные стихи: «Нет рядом никого, как ни дыши…», «Это время глядело единственной женщиной рядом…», «Не сравнил бы я любую с тобой. Хоть казни меня, расстреливай. Посмотри, как я любуюсь тобой, как Мадонной Рафаэлевой!..», «Кровиночка моя и половинка!.,», «Я жду письма… Мне все про тебя интересно…», «Люблю тебя сейчас, не тайно — напоказ!..»
