Женщины у колодца - [50]

— Ещё будет время. Торопиться не к чему.

— Ах, что может быть сделано сейчас, то должно быть сделано — в этом моё утешение! Позвольте же мне сделать это!

Он открыл свою конторку и достал оттуда большой банковский билет.

— Вот, — сказал он, протягивая его доктору. — Соответствует ли эта сумма? Может быть, она недостаточна?

Но доктор не был жадным. Этот банковский билет был для него подарком.

— Нет, — сказал он, — это слишком много. Достаточно половины. Я не хочу брать столько!

Но Генриксен настаивал:

— Берите, господин доктор. Это от неё и от меня. И больше не будем об этом говорить.

— Я готов приходить к вашему ребёнку во всякое время. Днём и ночью.

Доктор ушёл от Генриксена, чувствуя себя помолодевшим. Теперь у него было оружие в руках: он мог уплатить счёт Ионсену. «Пожалуйста, господин консул, получите почтовую повестку на денежное письмо». Конечно, доктор мог бы по дороге зайти в лавку и уплатить Бернтсену по счёту. Но он этого не хотел. Он заранее радовался мысли, что напишет Ионсену злобное письмо, в которое вложит деньги.

Что это? Он опять встречает одного из темноглазых мальчиков! Положительно город кишит ими. Доктор останавливает его и спрашивает:

— Это не ты приносил мне рыбу?

— Да. Это было раньше.

— А теперь разве ты больше не ловишь рыбу? Что же ты делаешь?

— Я... Я уйду в море.

— Но теперь-то чем ты занимаешься? Ты такой грязный!

— Сейчас я нахожусь у кузнеца... но...

— Но тебе это не по вкусу? Да? Ну, иди лучше в море. А как тебя зовут?

— Абель.

— Вот что. Скажи своему отцу... слышишь? своему отцу дома, чтобы он пришёл ко мне на приём. Мне надо поговорить с ним.

XVI

Да, Абель вообще, всю свою жизнь, был не особенно чистоплотен и всегда имел неумытый вид. Разумеется, у кузнеца он не стал чище. Работа в кузнеце была для него совершенно необычным делом, но он должен был чем-нибудь заняться. Он был такой высокий, здоровый юноша. К кузнецу он попал случайно. Как-то раз, когда он проходил мимо, кузнец Карлсен позвал его и попросил помочь ему. «У меня спешная работа, — сказал он. — Не можешь ли ты взять этот большой молот и вместо меня ударять им?». Абель тотчас же взялся за это и нашёл эту работу весьма занимательной. Ему нравилось стучать по раскалённому железу, из которого вылетали блестящие искры. Он проработал в кузнице до самого обеда, и Карлсен был очень доволен его работой. Он покормил его и спросил, не может ли он и после обеда помогать ему?

— Конечно, могу, — отвечал он.

Вечером кузнец покормил его ужином и когда Абель собрался идти домой, то он дал ему крону и пригласил его придти на другой день.

— Хорошо, — ответил Абель. Он всегда решал сам за себя. С ранних лет он привык к самостоятельности, предоставленный самому себе во всех отношениях и до сих пор сам выпутывался из всех затруднений.

Через неделю отец его спросил, что он делает теперь, и Абель рассказал ему, что работает у кузнеца, получает за это обед и ужин, да ещё крону в день.

— Ах, Абель, ты! — сказал Оливер, чувствуя прилив отцовской гордости. — Что же, ты хочешь совсем остаться у кузнеца?

— Совсем? Нет. Только на то время, пока у него много работы.

Но у кузнеца всегда оказывалось много работы, целые недели и месяцы, и Абель должен был оставаться у него. Однако, он не поступил к нему в ученье настоящим образом и не забыл своего намерения сделаться моряком, но у кузнеца ему было хорошо и он достаточно зарабатывал на свои нужды.

Между, кузнецом и Абелем установились дружеские отношения. Частенько они вместе, среди работы, садились отдыхать и выкурить трубочку. Кузнец при этом жаловался ему, что он чувствует себя усталым и больше не может работать так, как прежде. Но Абелю казалось, что он вовсе не торопился кончать работу, а получаемые им заказы были уж не так велики, чтобы он один не мог их выполнить без своего помощника.

Карлсен рассказывал иногда Абелю о своей жизни. Он никогда не выезжал из города, не покидал своей кузницы и жил теперь со своей дочерью, вдовой, которая вела у него хозяйство. Он не старался расширить своё дело: у него не было на то ни нужных средств, ни помещения. Многочисленная семья всегда мешала ему добиться в жизни чего-нибудь.

— Подумай только, — говорил он Абелю, — пять девочек и к тому же ещё два мальчика! И всю жизнь я работал, стучал вот этим молотом! Мой сын Адольф плавает на корабле. Он женился в Англии и зарабатывает лишь столько, сколько ему нужно для содержания собственной семьи. У него не остаётся ничего лишнего и поэтому сюда он посылать не может. Я даже всякий раз писал ему, что в случае нужды, скорее я мог бы послать ему что-нибудь. Адольф был самым младшим и вот прошло уже восемнадцать лет с тех пор, как он уехал на корабле. Это ведь большой срок! Он ещё купил тогда корабельный сундук у твоего отца. И вот с тех пор он плавает в море. Как странно: когда я об этом думаю и вспоминаю, как он бегал тут в кузнице, когда был маленьким, то мне кажется, что прошло вовсе не так уж много времени с тех пор... А мой старший сын? Он всякую работу исполнял тут в стране, но ни на чём не мог остановиться и странствовал из одного места в другое. Может быть, это было хорошо, но... Я не знаю! Он никогда не бывал дома. Он очень упрям. Он вбил себе в голову, что не должен вернуться, пока не заработает достаточно денег, чтобы выстроить дом. Он хотел, чтобы мы возвысились. И вот он всё ещё продолжает странствовать и вероятно у него всё перемешалось в голове ещё больше. Подняться выше? Как будто мы можем летать? Я хотел бы, хоть раз, поговорить с ним хорошенько обо всём. Однако, его сестра, та, которая живёт со мной, иногда встречает его и он играет ей на губной гармонике. Он ещё маленьким мальчиком хорошо играл на ней, а теперь играет ещё лучше. Не так давно она встретила его и он играл для неё. Он так оброс бородой, что она его с трудом узнала. И у него появилась седина. Но он не хочет вернуться домой и, пока он не разбогатеет, мы его не увидим! Это своего рода помешательство! Но однажды он всё-таки пришёл в кузницу, колотил молотом, носил куски железа и разговаривал сам с собой. Это было не так давно, всего несколько лет. Когда мать его была жива, то она часто давала ему особенную порцию пищи, потому что он быстро рос, а когда он, ещё мальчиком, получал новое платье, то всегда протягивал нам свою ручонку и благодарил. Странно всё это!