Женщины у колодца - [48]

Он увидал Шельдрупа, когда тот шёл на пристани в сопровождении своего отца, матери и сестры, и двух молодых художников. С минуту доктор стоял в затруднении. Как ему быть? Должен ли он поклониться? Конечно, ведь там были дамы. Доктор отступил назад, но всё же поклонился, и ещё дальше отошёл в сторону.

При виде его, в душе Шельдрупа снова вспыхнула злоба. Он считал большой наглостью со стороны доктора появление его на пароходе. Однако, когда он, торопливыми шагами, направился к нему, то откуда ни возьмись, делопроизводитель Бернтсен тотчас же появился между ними. Он обратился к Шельдрупу с каким-то деловым вопросом, касающимся отправки товаров, и таким образом предупредил столкновение, так как Шельдруп, волей-неволей, должен был отвечать и даже вынул свою записную книжку, чтобы записать то, что говорил ему Бернтсен.

Но доктору всё-таки казалось, что он получил удар в лицо, когда шёл с парохода на пристань. Ему понадобилось несколько минут, прежде чем он окончательно вернул своё хладнокровие. Он увидал барышень Ольсен, которые спешили на пароход. Они были очень хорошенькие, с разгорячёнными лицами, и задыхались от быстрой ходьбы. Молодые художники сопровождали их. Конечно, они сделали вид, что не знали об отъезде Шельдрупа, но доктор, увидя их, не преминул язвительно заметить им:

— Вы опоздали! Он уже уехал!

Теперь, когда опасность столкновения с Шельдрупом больше не угрожала ему, к доктору вернулась его самонадеянность.

Он остановился, чтобы поговорить с Фредериксеном.

— Нас прервали, — сказал он адвокату. — Но мне хотелось бы получить от вас разъяснения по этому вопросу. Ведь это всё-таки касается гражданского общества?

— О, да, — отвечал адвокат. — Но это ведь совершенно частное дело.

— Я полагал, что вы, как знаток законов, и притом такой человек, который, быть может, сам, с Божьей и человеческой помощью, скоро станет законодателем, в состоянии указать меры против такого социального зла, — заметил с язвительной усмешкой доктор.

— Увеличение числа рождений в какой-нибудь стране нельзя же считать социальным злом, — возразил адвокат.

— Ну вот! Это как раз элегия о потомстве, которую распевает почтмейстер.

— О нет! Я ведь не разделяю его взглядов.

— А я считаю это злом. Однако, тут ведь речь о том, что один определённый человек наполняет город своим темноглазым и незаконным потомством.

— Вы это говорите?

— Я это знаю!

— Во всяком случае доказать что-нибудь подобное трудно.

— Конечно, в особенности если свидетели умирают. Но тут, пожалуй, может помочь наука. Она-то служит нам неопровержимым свидетелем.

— Вы это думаете?

Это было сказано адвокатом с довольно дерзким выражением. Но ему не следовало раздражать льва!

— Как? Вы сомневаетесь в науке? Это ваша точка зрения? — спросил изумлённый доктор.

Но адвокат не хотел придавать серьёзный характер этому разговору.

— Нет, вы меня не поняли, — сказал он. — Наука.. конечно! Но послушайте, однако, господин доктор! Ведь дети с тёмными глазами — это красивые дети. Если это так, как вы говорите, то отец их, следовательно, сильный человек и имеет возможность упражняться в этом деле. Значит, он может сделаться хорошим родоначальником. В наши либеральные времена...

— Вы смеётесь надо мной? — воскликнул доктор. — До свидания, господин адвокат!

Доктор был вне себя от ярости. Все были против него, этот адвокатишка, обросший щетиной, небритый, самого демократического вида, с пером на шляпе, точно альпинист! Молодой красавец, нечего сказать! Все эти неприятности раздражали доктора и ему хотелось бы вскочить и хорошенько проучить всю эту свору, которая осмеливается смеяться над ним. Если б у него не было в душе такого глубокого презрения к большинству этих людей, то он непременно обернулся бы и спросил: «Отчего это они, чёрт возьми, посмеиваются, когда он проходит мимо?».

К тому же, и консул Ионсен, этот лавочник, прислал ему длинный счёт за товары, которые доктор забирал у него. Ну, он пошлёт ему эти деньги, пошлёт по почте! Пусть все узнают это! Но с этого дня и часа он прекратит все закупки в лавке Ионсена. Ведь это же такое место, где обвесили одного почтенного гражданина города!

Сейчас же у доктора мелькнула мысль, что он может пойти к Маттису и подробнее расспросить его об этом деле. Он взглянул на часы. Да, ещё не поздно!

Столяр, по обыкновению находившийся в своей мастерской, очень удивился такому важному визиту и тотчас же повёл доктора в комнату, заставленную мебелью. Стены были увешаны фотографиями эмигрировавших родственников столяра и украшены картиной, изображающей стортинг 1884 г. Было тесно и душно в маленьком помещении, переполненном всякими вещами, и разговор как-то не клеился. Маттис как будто совсем стал другим, чем был прежде, и по-видимому был не в духе.

Доктор придумал какой-то заказ для него и, поговорив об этом, спросил:

— Ну, а как вы живёте, Маттис? Служанки всё-таки остаются служанками, хотя, быть может, ваше хозяйство ведётся хорошо?

Маттис вдруг оживился и несколько раз покачал головой.

— Да, хозяйство было в порядке. Но теперь она должна уйти.

— Должна уйти? А почему же?

— Я не хочу об этом говорить. Женщины ведь сумасшедшие!