Женщины президента - [7]

— Почему вы все время смеетесь? — спросил Артем, не справился с волнением и сильно споткнулся на первом слоге.

— А разве нельзя? — удивилась Настя и тотчас пожалела заикающегося юношу.

Жалость сыграла решающую роль. Именно сочувствие и сострадание — самые серьезные аргументы женской привязанности.

— Я ведь никому не мешаю и не делаю плохо…

— Производит странное впечатление, — буркнул Артем, низко раскатив не в меру долгие буквы "з" и "с".

— На кого? На вас?

— На всех! — заявил Артем. — Вы слишком улыбчивая! Вы бы смеялись поменьше… Мы с вами идем сегодня в кино!

— В кино? — растерянно повторила изумленная Настя.

Ну и темпы у этого высокого юноши!..

— Хорошо… Я не возражаю… А что смотреть?

— Вы будете смотреть на меня, а я — на вас — объяснил Артем, споткнувшись на отдельных буквах. — Идет?

Настя кивнула. Только теперь, в ярком свете апрельского полдня, Артем рассмотрел ее хорошо, до мельчайших подробностей. Она ничего особенного из себя не представляла: просто симпатичная девчушка, привлекающая одной лишь милой юностью.

У Анастасии были меленькие, не запоминающиеся черты лица, слишком бледная кожа и чересчур хрупкие, блеклые волосы, падающие на лоб ровной прямой челкой. Мужчине здесь не на чем было задержать свой глаз.

Но сначала ее будут выручать модные, дорогие тряпки и молодость, потом — косметические салоны, массаж и дорогие краски, позже к спасению активно подключатся пластические операции и снова дорогие тряпки… Так что красота ей особо даже ни к чему. В ней куда больше нуждаются неимущие.

Анастасия владела великим, приближенным к Кремлю папой и известной всей стране фамилией.

Для Артема этого было достаточно: жизнь предложила ему отличный шанс. Правда, фамилия эта оказалась еврейская.

В семье Тарасовых не любили евреев, но открыто об этом никогда не говорили. И толком объяснить своего неприятия родители бы не сумели. Когда-то отец говорил о родовом, дворянском, исконно русском правиле, согласно которому просто и спокойно, по неписаному закону, все на Руси жили обособленно, с другими нациями никогда не смешиваясь, предпочитая считать друг друга соседями — и не более. Но время перемешало народы и вывернуло психологию наизнанку Отдаленность и сдержанность сменились ненавистью, аристократизм выродился в плебейство, хотя погромы якобы давно канули в вечность. Вместе с бестолковыми объяснениями отца.

Тарасовы разумно предпочитали обходить скользкий вопрос молчанием. Это лучше всего. И Артем с детства привык не высказывать своего отношения и антипатии. Он сорвался один-единственный раз, читая списки принятых в Плешку — По-моему, их слишком много! — буркнул он стоящему рядом отцу.

И встретил предостерегающий взгляд.

…Они с Настей встречались до осени почти ежедневно. И, косолапо ступая рядом с ней огромными ногами сорок седьмого размера, Артем иногда думал, что нет ничего глупее бесцельно блуждать по улицам или сидеть в кафе рядом с девушкой, девушкой в полном смысле этого слова. Какой-то идиотизм…

У него было несколько мимолетных связей в родном Солнечногорске. Подмосковные резвые, нетребовательные и веселые девицы преподнесли ему серию непродолжительных и не очень интересных уроков любви и навсегда исчезли из его жизни.

Остались неудовлетворенность, смятение и недоумение перед тем, что называлось страстью и влечением.

Предлагать Насте какие-нибудь другие отношения, кроме дружеских, Артем не собирался: он боялся спугнуть золотую рыбку. Его царевна должна сразу стать его женой — это без вариантов. Но когда она ею стала, Артем неожиданно растерялся. И причин было сразу несколько.

* * *

Так получилось, что за Настей толком даже никто никогда не ухаживал. Сначала она сама не понимала почему. В дорогой частной школе, которую она окончила, в классах было всего по четыре-пять человек. Балованные мальчики из привилегированных семей устраивали учителям неприличные истерики по поводу отметок, хвалились друг перед другом заморскими тряпками, интересовались, у кого отец больше зарабатывает, и стояли чересчур далеко от Настиных представлений о юноше и мужчине. Она очень любила папу, а уж на него — остроумного, начитанного, делового — эти слезливые облака в штанах не походили ничуточки.

В институте тоже попадались какие-то маменькины сыночки с тухлыми глазками и потными, робкими ручонками. И вот тогда перед Настей вдруг возник Артем Тарасов — огромный мужик из Подмосковья, заикающийся от волнения и способный гнуть руками монеты.

Правда, насчет монет Настя точно не выясняла, но то, что высокий, здоровый юноша ей приглянулся, скрыть от родителей не смогла. Да и не хотела.

У нее не было никаких тайн от матери и отца.

— Его зовут Артем Тарасов! — радостно доложила она им как-то вечером.

Отец отложил газету, внимательно посмотрел на Настю и переглянулся с матерью:

— Он тебе нравится?

— Очень! — звонко призналась Настя. — Он большой и сильный! И ласковый…

Вот этого говорить не следовало… Настя смутилась. Откуда она знает о его ласковости? Они даже ни разу не поцеловались… А так хочется… Она не целовалась с мальчиком ни разу в жизни. Как это делается?

Но Артем не торопил события и с поцелуями не спешил. Он только иногда осторожно опускал большую руку на Настино плечо, но, очевидно побаиваясь его ненароком сломать, быстро убирал широкую ладонь. Разнузданными фантазиями и настроениями он не страдал и неудовлетворенностью не мучился.