Женщины лучше мужчин - [11]
Ночью, во время тяжёлого и бредового сна, к Андрею приходила его умершая бабушка, и укоризненно качала головой. Глубокая тоска сдавила грудь, сердце стучало как бешеное, руки и ноги сводило и выворачивало. Андрей проснулся от собственного крика, ему что-то хотелось сказать самому дорогому, но, увы, уже навсегда покинувшего его человеку. Уже утром Андрей долго лежал, открыв глаза, проверяя реальность обстановки. «Вроде ещё не началось», - он повернулся лицом к соседу и увидел, что Семён насторожено, смотрит на него.
- Ты в порядке?
- Да так приснилось что-то…
Тут дверь в палату приоткрылась, и к ним заглянул молодой короткостриженный парень.
- Здорово, пацаны. Не спите? А вы тут не кисло отдыхаете, вдвоём в четырёхместной! Я зайду, разговор есть, - и он зашёл. Крепенький такой, в спортивном костюме и сланцах на босу ногу – прямо персонаж из 90- ых годов, такой, знаете ли «бычок». Парень явно попутал времена.
- Слышь, пацаны, у вас нет мобилы, случаем? На моей деньги кончились, а надо срочно домой отзваниться. Братаны хотели «грев» подогнать, и вот надо договориться. Выручайте, а, пацаны?
У Андрея в сумке лежал телефон, он включит его, когда все мучения закончатся.
- Мобильника нет, извини, братан, - видя, что Семён молчит, Андрей взял инициативу на себя.
- А куревом не богаты? Пацаны подгонят, я отдам, - парень явно косил под братка, хотя по возрасту, он ещё в песочнице играл, когда такие вот «пацаны» заправляли делами в этом городе. Мальчик явно «нахватался верхушек» и старался выглядеть солидно, по-понятиям. Это было смешно.
В походной сумке также ждал своего часа блок «Парламента».
- Бросили мы, - и Андрей стал вставать с кровати, показывая, что разговор окончен.
- Слышь, братан, - парень теперь уже обращался конкретно к Андрею, - вам тут «колёса» на ночь дают. Циклодон и ещё всякую приблуду, вам всё равно не помогут, а мы бы раскумарились. Я подойду вечером.
- Слышь, братан, мы тут лечиться надумали, так что «колёса» нам самим нужны. Понял?
- Да, ладно, пацаны, всё путём, базара нет, - и говорливый хлопец удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- Я эти бритые затылки в спортивных костюмах на дух не переношу, - наконец-то подал голос Семён.
- Да брось ты. Не парся, как бы сказал наш новый друг. А я уж грешным делом подумал, что-то переменилось в этом царстве. А смотрю, нет, всё нормально: заваривают чаёк, стреляют сигареты, а теперь вот, и выпрашивают таблетки. Спите жители Дурдома – в Дурдоме всё спокойно!
- Я смотрю ты здесь завсегдатай?
- Сеня, я лежал в этом учреждении, когда ещё этого нового корпуса и в помине не было! Ты, наверное, видел на территории такие одноэтажные бараки, похожие на спальные корпуса в советских пионерских лагерях? Нет? Будешь выписываться обрати внимание. Так вот там вообще жопа! Здание старое, запах плесени и прогорклой каши, стены сто лет не крашенные, и полчища тараканов под ногами. Дверей в палатах нет, чтобы персоналу было легче наблюдать за пациентами. А пациенты настоящие шизики и параноики, не то, что здесь сейчас. Двое голяком бродили постоянно, и врачи никакого внимания не обращали. В туалете, где естественно тоже нет никаких дверей, не кабинки с унитазами, а обыкновенные «очки» на возвышениях, нормальные такие тюремные «параши». Ты никогда не сидел в камере? Ну, хотя бы в КПЗ? Не довелось, ну, что ж у тебя ещё значит всё впереди. Шучу! А мне вот приходилось. И я тебе скажу – всё один в один. Так вот в таком вот туалете, психи, а скорее те, кто под них косил, варили настоящий чифир. Всё как полагается: на самодельной спиртовке, а порой и просто на горящем свёрнутом в жгут вафельном полотенце. Я сам видел, как в большую закопчённую кружку крошили брикет плиточного чая, как «на зоне». Настоящих дураков постоянно пиздили в этом же туалете, а может быть и в жопу ебли, я бы не удивился. Персонажи там находились – Ламброзо отдыхает. А всех кто как-то нарушал режим и не хотел принимать лекарства, там же в туалете херачили здоровенные медбратья. После экзекуции привязывали сырыми простынями к койкам. Простыни высыхали и сжимались – ор стоял дикий. Но всем было плевать. Я там только два дня выдержал, на первом же свидании сказал родственникам, что не отпущу их, пока они меня не заберут отсюда. Хорошо ещё что я и тогда лежал, так сказать «по блату», а то бы хрен меня оттуда выпустили. Кстати, и мой отец здесь лежал. Тоже по причине алкоголизма, естественно. Я помнил, как мы с матерью приходили к нему. Гуляли в парке, а вокруг бродили шизофреники и собирали огрызки яблок. Тогда, в детстве, мне было смешно. Но когда я сам сюда попал, то понял, как не сладко отцу здесь приходилось. Я то по своей воли, а отца засадило государство. Так, что сейчас, Сеня, здесь рай.
Андрей всё время рассказа сидел на кровати, прислонившись головой к стене. Затылок как обручем стянуло, кровь пульсировала в висках. «Неужели начинается», - подумал Андрей и тут вспомнил, что как раз тогда, в первое посещение дурдома, в старом здании, он видел, как метался в бреду «белой горячки», привязанный к кровати мужчина. Как потом оказалось, он был не последним работником на телецентре, но хроническим алкоголиком. Вывести из этого состояния его так и не смогли, и он умер. Делирий редко приводит к летальному исходу, но бывает.
О жизни, о пьянстве, о себе. То что думаешь о пройденном пути когда к тебе приходит ностальгия и хочется поделиться мыслями…
Нет ничего злее и жёжче уличной пьяной драки. Она безжалостна и безобразна. Всё происходит за считанные минуты, молча и без киношных эффектов. Плохо когда вас всего двое, и вы с другом уже далеко не молоды, к тому же изрядно пьяны и в последний раз дрались в далёкой юности, а ваш противник - это свора обдолбанных и безбашенных малолеток. Мужчины были знакомы почти тридцать лет, но впервые дрались вот так, спина к спине, прикрывая друг друга. Упадёт один – конец обоим. Мужчины держались достойно, пока один из них всё же не пропустил удар…
Мужская туалетная комната общежития студентов-механиков, которая одновременно служила и курилкой, по утрам представляла собой жалкое зрелище...
Дождь лил как из ведра, а трое здоровенных чернокожих парней продолжали методично размешивать в бадье совковыми лопатами серую массу, отдалённо напоминающую бетон...
Теперь уже всем ясно, что в 91-ом в России началась война. По российской традиции первый удар приняли на себя мужчины, а все тяготы войны взвалили на свои плечи женщины. Всем, кто уцелел в «лихие 90-ые»… Женщинам России посвящается…(АНТИГЛАМУР)
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».