Женщины-легенды - [37]

Они прожили несколько счастливых лет: казалось, медовый месяц растянулся на годы. Но самым счастливым был, конечно же, 356 год до н. э. — год рождения наследника. Мальчика назвали Александром в честь его славного предка Александра Филэллина, правившего Македонией во время персидского нашествия на Элладу.

Античные предания связывают с рождением Александра различные небылицы. Например, ходили слухи, что во время первой брачной ночи Филиппа и Олимпиады была сильная гроза, и Олимпиаде показалось, что молния ударила ей в чрево, а день появления Александра на свет якобы совпал с днем поджога Геростратом храма Артемиды Эфесской. Говорили также, что находившийся в походе Филипп получил в тот день три счастливых известия: о победе над иллирийцами, о победе своей скаковой лошади на Олимпийских играх и о рождении сына.

Александр был единодушно признан македонской знатью законным наследником Филиппа. Родившийся раньше Арридей не брался в расчет из-за низкого происхождения своей матери Филлины. Только Александр, считали македоняне, может заменить Филиппа на троне.

Филипп был бесконечно рад рождению сына и сердечно благодарен Олимпиаде за такой подарок. Несомненно, что в первые годы после рождения Александра Олимпиада занимала куда больше места в сердце Филиппа, чем в последующем. Филипп боготворил свою возлюбленную супругу, предоставляя ей все большую власть над Македонией.

Олимпиада еще раз осчастливила Филиппа в 354 году до н. э. рождением дочери, которую назвали Клеопатрой — «Знатной по отцу». Но, видимо, роды были тяжелыми, вследствие чего Олимпиада не питала особой любви к дочери, что, кстати, хорошо видно из их дальнейших взаимоотношений, когда Клеопатра была в руках матери скорей послушной марионеткой, чем любимым чадом. Зато сына Олимпиада любила больше жизни. Именно по ее инициативе воспитателем Александра был назначен ее родственник Леонид, «муж сурового нрава», как пишет о нем Плутарх. Олимпиада, из чувства материнской любви к сыну и желая как-то скрасить его суровое воспитание, иногда присылала ему лакомства, которые Леонид бесцеремонно выбрасывал вон при обнаружении, не уставая повторять, что для завтрака его воспитаннику нужен ночной переход, а на обед — скудный завтрак.

В годы счастливой супружеской жизни Филиппа и Олимпиаду связывали не только дети, но и общность интересов во многих политических вопросах. Олимпиада ни на миг не забывала, что родилась и выросла эпириоткой, что по праву рождения была эпирской царевной и хотела оставаться ею, будучи македонской царицей. Преисполненная тщеславия и обуреваемая неумеренным властолюбием, она теперь рассматривала свою родину не иначе как личную вотчину и считала, что в Эпире должен править не Арибба, а ее брат Александр под ее покровительством. Это в принципе соответствовала и планам Филиппа, который хотел за счет Олимпиады и ее брата сделать Эпир зависимым от Македонии.

Таким образом, в отношении Эпира супруги действовали в полном согласии. По настоянию Олимпиады Филипп в 351 году до н. э. стянул свои войска к границе Эпира, и Олимпиада, предъявив Ариббе ультимативные требования, добилась от него выдачи брата, а через девять лет, когда Александр созрел для управления государством, она повела дело так, что Арибба был изгнан из страны. Александр ее милостью стал царем Эпира. Теперь Олимпиада могла через брата управлять своей родиной, имея в нужный момент под рукой надежное убежище.

Однако, как говорили древние мудрецы, ничто в этом мире не вечно, все изменяется, и настало время, когда во взаимоотношениях Филиппа и Олимпиады наметился разлад. Трудно сказать, что именно послужило яблоком раздора между царственными супругами, но, предположительно, все могло произойти следующим образом. Филипп в это время активизировал свою завоевательную политику и постоянно отправлялся в военные походы во главе войска. Олимпиада, подолгу остававшаяся дома одна, вновь вернулась к своим вакхическим занятиям. К этому времени ей, женщине сильных страстей, уже было мало светской власти, которой она обладала, ее уже не в полной мере удовлетворяла роль царицы могущественной державы и супруги непобедимого царя. Она хотела властвовать в умах людей, а этого можно было достичь лишь посредством религии. Все с большей страстью она предавалась религиозным оргиям. Как и раньше, в дни своей юности, она, полная священного трепета, сейчас выступала во время вакханалий в роли первой менады Македонии. В ее покоях в царском дворце появилось большое количество прирученных змей, и теперь ее можно было видеть обвитой одной-двумя змеями не только во время фаллических шествий, а почти каждый день.

Такого рода зрелища наводили ужас не только на прислугу, но и на македонскую знать, отношение к которой Олимпиада резко изменила: если раньше к самым язвительным насмешкам и подковыркам в свой адрес со стороны знатных македонян она относилась с поистине стоическим терпением, то теперь самая незначительная реплика по отношению к ней могла обернуться громким скандалом для дерзнувшего ее произнести. Немудрено, что Олимпиаду стали бояться даже влиятельные вельможи при дворе Филиппа, бояться, а вместе с тем и ненавидеть.