Женщины-легенды - [38]

Филипп, который хотя и ненадолго, но все же появлялся в Пелле, также заметил произошедшие в жене метаморфозы. Особенно впечатлил его случай, когда он однажды после долгого отсутствия явился в опочивальню Олимпиады и застал ее спящей, а рядом с ней увидел свернувшуюся в клубок змею больших размеров, мерзкая голова которой покоилась на обнаженной груди его супруги. Завидев Филиппа, змея угрожающе зашипела и поползла навстречу вошедшему. Филипп с холодной испариной на лбу и с ужасом в сердце покинул покои Олимпиады и с этого момента стал все реже и реже проводить с ней ночи. Вполне понятно, что он стал бояться, как бы Олимпиада не околдовала его и не опоила каким-нибудь зельем или змея не ужалила его спящего.

Примерно в 346 году до н. э. Филипп окончательно отстранил Олимпиаду. Ее место в сердце македонского царя заняли другие женщины. Источники называют какую-то гетскую княжну, уступленную Филиппу ее собственным отцом. На какое-то время он сблизился со своей прежней женой Никазиполидой из Фессалии, которая родила ему дочь Фессалонику, но сама умерла после родов. Несомненно, у Филиппа, человека ни в чем себя не ограничивающего, в этот период были и другие женщины, что называется, женщины на ночь.

Олимпиада, от проницательного взора которой не могла ускользнуть фривольная жизнь мужа, в сердцах терзалась от ревности. Более того, потеряв супружескую любовь, она серьезно опасалась потерять свое положение при дворе и в государстве.

Олимпиада, которой было свойственно или любить, или ненавидеть, после формального развода с мужем перенесла оставшийся запас любви на сына. Александру в это время было уже более десяти лет, он успел проявить себя смышленым и сообразительным мальчиком. Теперь для Олимпиады он был не только возлюбленным сыном; она видела в нем своего будущего защитника от отца, от нападок своих врагов, от кого угодно. Она постоянно стремилась, чтобы только ее, а не отца, любил мальчик, чтобы именно к ней, а не к отцу, он испытывал привязанность. Так Олимпиада развязала тайную войну с мужем за право обладания сыном. Цель этой борьбы основывалась на том, что именно Александр, а не кто-то другой, должен стать наследником Филиппа. Олимпиада прекрасно понимала, что если после смерти отца Александр станет македонским царем, то ей будет обеспечена спокойная жизнь до старости. А за это следовало бороться.

Выбор средств в действиях Олимпиады был весьма разнообразен. Порой она прибегала даже к крайней жестокости. Все безудержнее становилась ненависть Олимпиады к прежним женам Филиппа и особенно к их детям. Многие античные историки, в частности Плутарх, указывают, что именно ею сын Филиппа и Филлины, Арридей, был при помощи зелий доведен до слабоумия, когда ей стало известно, что многие знатные македоняне желают видеть его наследником. Чуть позже от руки Олимпиады пострадали и другие дети Филиппа от побочных жен. Лишь одну Фессалонику, дочь умершей Никазиполиды, в силу непонятных причин Олимпиада пощадила и, более того, полюбила как родную, опекая ее до конца своих дней.

Так Олимпиада старалась отстоять для себя сына, помочь ему расчистить путь к царской власти. Но Александр был и для отца объектом гордости. Филипп также всей душой любил сына и требовал от приближенных признания Александра наследником, хотя те и знали, как сильно мальчик привязан к матери, которую они ненавидели. Однако со временем между отцом и сыном стали возникать разногласия. Все началось из-за мелочей, но вскоре дело приняло серьезный оборот. Естественно, Олимпиада подогревала в Александре чувство неприязни к отцу.

Филипп, склонный более к методам мягкой дипломатии, чем к силовому нажиму, старался не портить отношений с сыном. Когда Александр достиг достаточно зрелого возраста, Филипп оказал ему большое доверие в управлении государством, позволяя действовать самостоятельно. Однажды, двинувшись походом на Фракию, он оставил сына вместо себя править Македонией. Ему была вручена царская печать, а вместе с ней и право вершить дела государства по своему усмотрению. За короткое время пребывания в роли царя Александр во многом преуспел: подавил восстание непокорных медов и основал на покоренной территории город Александрополь.

В 338 году до н. э. в битве при Херонее Филипп доверил восемнадцатилетнему Александру командование конницей на левом фланге своего войска. Царевич превосходно справился со своими обязанностями. Отец был доволен успехами сына на военном поприще. На какое-то время после битвы при Херонее между ними установились более тесные отношения. Филипп даже попробовал использовать близость с сыном в деле примирения с Олимпиадой. Желая добиться прежнего расположения супруги, он заказал лучшему скульптору Эллады Леохару выполнить скульптурную композицию своей семьи. Статуи родителей Филиппа, Аминты и Евридики, самого Филиппа с Олимпиадой и Александром были изваяны с присущей Леохару и его школе быстротой и установлены в Олимпии. Но это не оказало желаемого впечатления на Олимпиаду: она по-прежнему оставалась безразличной к супругу.

Не добившись примирения с женой, Филипп решил развестись с ней, обвинив ее в супружеской неверности. Обвинение вполне могло соответствовать истине, если учесть, что Олимпиаде в это время не было и сорока, она была темпераментна и своенравна и в любой момент могла по своему усмотрению пользоваться в постели услугами своих фаворитов. Однако из источников не совсем ясно, последовал ли официальный развод, или Олимпиада оставалась опальной женой при дворе Филиппа наподобие своих предшественниц. Но, как бы там ни было, последний нашел себе-новую избранницу. Это была Клеопатра, племянница Аттала, полководца Филиппа. Она была молода, прекрасна, да и к тому же происходила из знатного македонского рода, что пришлось по душе македонской знати. Зато Олимпиада еще больше возненавидела Филиппа. Ненависть матери передалась и Александру. Назревал грандиозный скандал, которому суждено было разразиться на свадьбе Филиппа и Клеопатры. Произошло это следующим образом. Во время свадебного пира Аттал — дядя невесты, выпив лишнего, принялся громко уговаривать македонян молить богов о ниспослании Филиппу и Клеопатре настоящего наследника. Филипп, видимо, одобрял речи Аттала. Зато Александра, присутствовавшего на этой свадьбе, подобное поведение Аттала явно взбесило, и, не сдерживая своего гнева, он вскричал: «Так что же, негодяй, я, по-твоему, незаконнорожденный, что ли?» — и швырнул в Аттала кубок. Филипп бросился защищать своего нового родственника, но, устремившись на Александра с обнаженным мечом, споткнулся и упал. Александр не сдержался от издевки и воскликнул: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу».