Женщины Кузнецкстроя - [21]

У нас в клубе ИТР всегда были встречи Нового года. С мужьями собирались, по 300 человек. Читали Гладкова, Серафимовича, Жарова, преобладали Пушкин, Лермонтов. Тогда еще можно было читать Есенина. Постановки пушкинские делали, был кружок танца.

А как мы организовали ресторан! Все эти шторы, скатерти — все это строчили женщины. Закупали посуду, украшали. Работали десятки женщин.

А сквер у кинотеатра “Коммунар”! Мы заказали всякую скульптуру, посадки, рядом со сквером сделали клумбу с портретом Ленина из цветов. Среди женщин было много жен квалифицированных рабочих. Жена главного инженера Романь-ко, Балиевская, занималась с барачными детьми. А потом устраивали детей в ФЗУ, чтобы они не болтались. Особенно на Нижней Колонии — там одни бараки были.

Рабочие все жили в бараках. О том, что на заводе работают спецпереселенцы, мы не знали. Видимо, запрещено было о них говорить. Женщины жили своей жизнью. Много было женщин-рабочих, и они росли на общественной работе.

Сейчас женщинам трудней одеваться, чем тогда. Тогда много было частных портных, и у них мы шили прекрасные платья. По фотографии можете судить. Жены инженеров одевались в вечерние платья. В театр, как сейчас, в сапогах не ходили. В туфельках, хотя кругом была грязь. Тамару, племянницу (14-15 лег), я держала строго. Скромность. Шерстяные, сатиновые платья были у нее, но одевалась, как девочка. Каждый день мы носили платья до щиколотки. На вечера надевали крепдешин, файдешин, платья без рукавов, оголенные шея, руки. В клубе был любительский патефон. Мы приходили в клуб, как на праздник.

Как-то я была в Москве, и кто-то порекомендовал мне обратиться в Худо-жесгвенное ателье на Кузнецком мосту. Я и жену Бардина устроила. Потом мне было стыдно, как она к ним придиралась. Там делали изумительные вещи, изысканно. У меня их немного было. В последние годы у меня были вещи высшего класса.

Вообще, не говорите так, что я все сделала. Это общественницы были активными, и все старались чем-то помочь заводу. За-во-ду! Учтите, что этот женсовет не я организовала. Была до меня Тенько-

ва. Не приписывайте все мне.

***

В мае 1936 года женсовет Сталинска отправил нас, четырех делегаток, на съезд жен ИТР и руководителей тяжелой промышленности в Москву. В зале Кремлевского дворца собрались 3000 делегаток со всего союза. На второй день заседания по рядам идет одна из москвичек. Оказалось, это была жена Ульриха. По рядам дошла до меня и шепчет: “Вас Орджоникидзе спрашивает, чтобы вы зашли в президиум". Я прошла через охрану на сцену.

Вечером вдруг все начали в зале хлопать. Оглянулись назад — входит правительство: Сталин, Ворошилов, Молотов, все-все. Зал хлопал, хлопал, хлопал. Наконец, все сели.

Когда все сели, Орджоникидзе с другого конца президиума подходит к Сталину, берег его за руку и ведет ко мне. Говорит:

— Знакомьтесь: Бутенко.

— A-а, рад, рад, — и тут я увидела его оспины громадные. И совсем маленького роста, и все в оспах лицо. Вот так я очутилась в президиуме почти рядом с ним. Он о чем-то разговаривал с нами и вдруг спросил: "А что такое ИТР?" Мы смутились, смотрим на него, а он продолжает: "А это один пьяный шел, его спросили, кто такой, а он говорит: а я ИТР,"— и засмеялся.

Совещание было интересное. Конечно, много было "Ура Сталину, ура Сталину!" Так было принято. Нам и в голову не приходило вести себя как-то иначе. После слета в «Большевистской стали» и в журнале «Работница» опубликовали мою речь.

Вспоминаю такой случай. В начале октября я должна была поехать на курорт. Сделали большой альбом работы жен ИТР. Этот альбом я должна была передать в Москве С. Орджоникидзе. Оказалось, что он в это время был в Кисловодске, на отдыхе. Я не любила туда ездить, потому что там моря нет. В Наркомате поменяла свою путевку на кисловодскую. В то время в каждой семье главным интересом была работа мужа. Мы жили жизнью завода. Все! Когда я уезжала куда-нибудь, Константин Иванович говорил:

— Вот ты уедешь, и мы дадим рекордную плавку.

Через несколько дней пребывания в Кисловодске получаю телеграмму-молнию: “Такого-то числа завод выплавил 5000 с чем-то чугуна, стали и т.д.” Дал мне, жене, такую телеграмму. Представляете? Я жила в Гранд-отеле. Там было много директоров с других заводов. Так я бегала по территории этого отеля с телеграммой. Я чуть с ума не сошла от радости. На меня смотрели как на бешеную: что случилось? Я тогда сажусь и пишу: “Товарищ Серго, сегодня я получила телеграмму от Бутенко",— и даю эти цифры. Беру альбом и иду в правительственную дачу, где отдыхал Орджоникидзе. Пришла туда, вышел секретарь. Я отдала этот альбом. Через минуту он вернулся: “Серго сказал, чтобы вы зашли”.

— Я не пойду, уже вечер. А альбом вы передайте,— и ушла.

На другой день часа в два или чуть раньше идет мне навстречу с Макеевского завода Слачевский.

— Ой, я вас ищу! Орджоникидзе пригласил нас всех к себе на обед.

В это же время в Кисловодске отдыхал директор Донецкого завода Макаров, главный инженер нашего завода Ро-манько с женой. Она была наша общественница.

В три часа мы все пришли в коттедж к Орджоникидзе. Нас встретила его жена Зинаида Гавриловна. Директора других заводов узнали о телеграмме и подшучивают надо мной: