Женщины его жизни - [12]

Итак, он сидел на песчаной дюне под покровом чудесной звездной ночи. Он тревожился за Бруно. Новости относительно мистера Хашетта и «Ай-Би-Би», привезенные Карин, не сулили ничего хорошего. Это было не смутное ощущение, даже не подозрение: приостановка заказов в Бурхване означала, что американцы из «Ай-Би-Би» намеревались разорить Бруно Брайана.

Едва различимый шум донесся со стороны моря, нарушив безмолвие ночи. Поначалу Кало решил, что ослышался, но вскоре отдаленное жужжание переросло в отчетливый рев мотора. Его глаза, привыкшие к темноте, различили очертания катера. Он инстинктивно подался назад, в тень деревьев, чтобы остаться незамеченным.

Свет на катере был потушен, не горели и сигнальные огни, в нескольких метрах от берега мотор тоже был заглушен. Со своего места Кало мог различить только движущиеся тени. Кто-то спустился с катера в воду и направился к берегу. Ему показалось, что двое что-то тащат, ясно было, что они волокут некий громоздкий предмет. То, что они оставили на берегу, прежде чем вновь подняться на борт, напоминало большой тюк с бельем.

Катер пришел в движение, отвалил от берега и скоро растворился в темноте. Кало осторожно приблизился к бесформенному мешку и, когда увидел, что это такое, не столько удивился самому появлению живого существа, сколько тому, что это существо еще живо.

Кало склонился над телом, закутанным в покрывало, и услышал слабый стон. Он откинул край ткани и увидел женское лицо в разводах губной помады, туши и румян, образовавших причудливую маску. Девушка, прижимавшая к груди сумочку со стразами, казалась жалкой и несчастной, как брошенная на чердаке сломанная кукла.

– Что случилось? – спросил он своим глубоким и добрым басом.

– Меня изнасиловали, – прошептала она.

Вопрос был задан по-итальянски, и на том же языке прозвучал ответ.

– Вечно мы попадаем в беду, – глубоко вздыхая, заметил Кало; на его лице появилось выражение боли и гнева.

– Это было ужасно, – призналась она незнакомцу.

– Постарайся не думать об этом, – посоветовал он. – В данный момент это единственное, что ты можешь сделать, а там видно будет. Где ты живешь?

– В одном пансионе. В Каннах, – ее голос звучал тихо, но уже увереннее. Она чувствовала, что этому человеку можно доверять.

– Хочешь, я отвезу тебя домой? – предложил Кало.

– Я, наверное, никогда больше не вернусь домой, – жалобно сказала она, сама не зная, что имеет в виду: веселую комнатку в пансионе «Сент-Ив» или полуподвал в переулке на Монтекальварио.

– Об этом мы поговорим позже. – Мужчина наклонился и бережно, как ребенка, поднял ее на руки. – Кто это был?

– Животное. Дикий зверь.

– Скажи, как его зовут.

– Омар Акмаль, – решилась произнести ненавистное имя Розалия.

– Пусть бог отплатит ему той же монетой, – произнес Кало тихим голосом человека, знающего, что такое вендетта. Он был непоколебимо убежден, что всевышний разделяет его собственные представления о справедливости.

– Не зовите никого, прошу вас, – сказала она умоляюще.

– Нет, детка, – улыбнулся он, – я никого не знаю, кто мог бы помочь в твоем случае, а ты?

– Это еще не самое страшное. Я должна сделать заявление, – настаивала она.

– Потом посмотрим… – успокоил он ее, направляясь к соснам, окружавшим дом.

– Вы, наверное, очень добрый, – сказала она. – Как вас зовут?

– Кало.

– И все?

– Хватит с лихвой.

– Меня зовут Розалия. – Она затихла на руках у незнакомого великана, баюкавшего ее, как ребенка. Может быть, когда-то ее вот так же укачивала мать, но Розалия тогда была слишком мала и ничего не помнила.

КАЖДЫЙ НА СВОЕМ МЕСТЕ

Две девушки остановились у трапа «Трилистника». Обе были красивы той слащавой, вкрадчивой красотой, которая характерна для рекламных роликов, обе закутаны в длинные одеяния наподобие индийских сари, с гладкими, распущенными по плечам волосами, головы обеих были украшены цветочными венками. Девушки несли в руках множество цветочных гирлянд. Цветочные композиции предлагались на продажу счастливым обитателям яхт, которые в этот час высыпали на палубы своих роскошных плавучих домов, чтобы посидеть в шезлонге, выпить коктейль и обменяться сплетнями.

Экзотические цветочницы чуть помедлили, так как трап «Трилистника» был самым широким и длинным из всех, что им раньше приходилось видеть, и вел к судну весьма внушительных размеров. Это был настоящий корабль. Изнутри лился мягкий свет, и в вечернем воздухе слышны были приглушенные звуки классической музыки, доносившиеся из стереосистемы. На палубе в деревянном шезлонге с подушками сидела девушка. Казалось, она дремлет. Едва заслышав их шаги, Карин открыла глаза и нахмурилась: визитеры, побывавшие на борту, чтобы приветствовать Барона, только что удалились, и вот, на тебе, новая напасть.

Продавщицы смутились при виде недовольства на лице красавицы.

– Des fleurs, mademoiselle? [5] – спросила та, что посмелее, протягивая ей гирлянду из лилий и цветов бугенвиллеи.

– Beautiful flowers for you [6], – проворковала другая.

Карин вспомнила, что в одном из карманов ее платья еще осталась банкнота в десять тысяч лир. Она протянула деньги девушке в обмен на цветочную гирлянду.