Женщинам не понять - [29]

Она хохочет.

— А тебе сейчас будет еще жарче, Донна Уотсон, — говорит она.

Затем она подходит к Джону Пейну.

— Он мертв? — спрашивает она. — Забавные твари эти мужчины, не могут жить без своих прелестей.

А каким тоном все это произносится! Ну и мегера! Она направляется в мою сторону.

— Сейчас мы тебя тоже малость подрежем, птенчик, — говорит она. — А то ты тут засиделся. Ложись. Это всего лишь закуска.

Я не двигаюсь. Она подходит поближе. Разглядывает свою бритву.

— Она не очень острая, — замечает Луиза. — Затупилась о Джона.

— Почему вы хотите насладиться столь приятным зрелищем в одиночку? — спрашиваю я. — Что, в этом доме больше нет любителей?

— Гляди-ка, ты обрел дар речи. Это хорошо. Зато ты потеряешь нечто другое… Но не сейчас. В этот раз я зашла только для того, чтобы у тебя появился аппетит. Ну-ка, посмотри сюда.

Она хватает меня за шиворот рубашки и подтаскивает к Джону.

— Смотри.

О Боже!

Но теперь мне гораздо удобнее, на что я и рассчитывал. Не знаю, доводилось ли вам слышать когда-нибудь о таком приеме в кетче, который называется «воздушные ножницы». Я подпрыгиваю, выбрасывая вперед ноги, и они крепко охватывают талию Луизы Уолкотт. Мне просто хочется закричать от радости, так как я слышу сухой щелчок упавшего на пол предмета. Она выронила бритву. Я делаю неимоверное усилие и опрокидываю ее на пол. Она ударяется головой о стену. Я изо всех сил сжимаю талию и слышу, как хрустят ее нижние ребра. Я почти теряю сознание от напряжения. Она не может даже закричать. Она уже больше ничего не может, тело ее становятся мягким, как тряпка.

Сзади что-то шевелится. Ко мне подползает Донна. Я поворачиваю голову и вижу, как она кусает пол.

— Не двигайся, Фрэнк, — говорит она.

Я догадываюсь, что ей удалось ухватить бритву зубами. Я все еще сжимаю ногами тело Уолкотт. Чувствую, как лезвие бритвы неуверенно скользит рядом с моим запястьем.

— Повыше, Донна.

Одна веревка поддается. Я с силой раздвигаю кисти, и все рвется. Руки мои свободны. Но они, естественно, затекли и болят. Я пытаюсь шевелить пальцами. Они словно неживые. Не будем отчаиваться. Попробуем еще. Я поднимаю руки, чтобы восстановить кровообращение.

Пальцы начинают оживать. Тут я вспоминаю, что нужно ломать комедию, и начинаю истошно вопить:

— А-а-а! Луиза!.. пощади… на помощь… нет, только не это… А-а-а!

Донна прыгает на бритву, которая выпала у нее изо рта. Она порезалась, когда подбирала ее, — у нее идет кровь. Я разрезаю ее путы, растираю руки и ноги, обнимаю ее.

— Донна! Ты просто восхитительна. Ты бесподобна. Я тебя очень люблю.

— О Фрэнк, — всхлипывает она. — Бедный, бедный Джон… Убей ее, убей ее, эту гадину…

— Нельзя, — отвечаю я. — Полиция должна выколотить из нее всю правду. Будь уверена, они ей зададут.

И я снова начинаю завывать, как в театре, а Донна хохочет.

Затем мы шепотом обсуждаем план дальнейших действий.

— Мне очень хочется немного попортить ей портрет, — говорю я. — Но так, чтобы она осталась в живых.

Я хватаю тело Луизы и раскладываю его на полу. Затем в одну секунду переламываю ей оба запястья. Детали описывать не буду — это неинтересно. Мне становится немного легче. Она вдруг просыпается, но Донна затыкает ей рот. Я смачно бью ей кулаком по уху, и она снова отправляется в страну чудесных снов.

— Сломай ей ногу, Фрэнк, — просит Донна. — И ногу тоже.

Тогда она и взаправду очухается, и потом, я ведь не мясник. Мне противно к ней даже прикасаться. Теперь она совершенно безвредна.

Я обыскиваю ее. Под мышкой у нее спрятан автоматический пистолет, как у настоящего гангстера. Вот почему она всегда носит платья с глубоким вырезом, чтобы выхватить его в нужный момент.

Донна высказывает все новые и новые соображения по части увечий для Луизы.

— Послушай, лапочка, если бы это была кенгуру, я, может, и смог бы, но этой милейшей даме… — скорее я сам повешусь. Она этого не заслуживает. Бедняга Джон!

Вспомнив о Джоне, Донна заливается слезами, а еще через минуту опять начинает хохотать, потому что мы продолжаем нашу комедию.

Я вооружен, свободен… в пределах этой комнаты. Единственный выход — окно.

— Что находится в саду? — спрашиваю я. — Там можно укрыться?

— Шансов мало, — отвечает она. — Мы наверняка на третьем этаже. Там расположены камеры. А в саду нет ничего, кроме деревянного сарайчика, который вспыхнет как спичка, если они захотят нас оттуда выкурить. Здесь нигде не скроешься.

Я подхожу к окну и поднимаю жалюзи. Все так и есть. Я опускаю их снова.

— Слишком высоко. Нужно выходить через дверь.

— Пошли, — отвечает она.

Она очень бледна. Затем она добавляет.

— Когда мы спустимся вниз, нас перестреляют.

— Кто здесь живет постоянно?

— Садовник — громадный рыжий верзила по имени Маккой, но он не очень опасен. И еще наши девочки. Обычно их трое-четверо — остальные в городе. Здесь должна быть Виола Белл, экономка, — настоящее чудовище. Мы были с ней очень дружны… — добавляет Донна.

Она вздрагивает.

— Когда я только подумаю, что была на их стороне!

— Садовника я знаю, — говорю я. — Глаза б мои на него не смотрели.

— Это единственный мужчина в доме, — говорит Донна.

— А Ричард Уолкотт?

— Он редко здесь бывает. Обычно он в Вашингтоне со своими дружками. Кроме Виолы, здесь должны быть Берил и Джейн. Убийцы. А также Рози Лейнс, кухарка.