Женщина во тьме - [73]

Патрик дрожащими руками переворачивает страницы. Пятнадцать лет назад… Разве я хоть на секунду могла тогда представить, что в клинике, находясь у постели покалеченного сына, заподозрю в его избиении отца? Могла ли вообразить, что он, распалившись, замахнется на свою малышку, свою принцессу Миа? Мои еще скованные ожогами ладони сами сжимаются в кулаки.

– Все врут, делают из мухи слона. – Патрик вырывает у Миа газету и выбрасывает ее, скомкав, в мусорное ведро. – Полная чушь.

* * *

Иду в спальню.

– Они опять здесь. – Патрик смотрит в окно.

Растирая покрывшиеся гусиной кожей руки, выглядываю на улицу. Как и в день переезда, перед домом собрались люди. Нет, не толпа. Они все время меняются: одни задерживаются ненадолго и проходят мимо, их место занимают другие любопытствующие, однако кучка зевак не уменьшается.

Ищу среди них Хупера.

– Чего они ждут? – спрашиваю Патрика.

– Очередного преступления. – Муж пристально вглядывается в стоящих на противоположной стороне улицы. – Все ждут… Пятнадцать лет ждут. Думают, в доме-убийце опять прольется кровь.

– Из-за…

Муж обрывает меня:

– Лучше дверь запри, спрячь ключи. Тогда убийца не войдет.

По телу пробегает дрожь. Если я запру дверь и спрячу ключи, мы окажемся в ловушке. А что, если бояться надо не тех, кто снаружи?

Нет, я не суеверная. Сегодня обычный день. И все-таки… Мне кажется, уснуть этой ночью я не смогу.

– Пусть стоят. Забудь, – бросает Патрик и, задернув шторы, выходит из спальни.

Я думала, муж пойдет вниз, а он скрывается в своей бывшей детской – в комнате Джо. Заглядываю в дверь и вижу, что Патрик отвинчивает замок, который сам же недавно установил на окне.

– Не понимаю, зачем я его повесил? Очень уж разозлился. Знаю, по-твоему, меня это не оправдывает.

Сорвавшаяся отвертка втыкается Патрику в палец. Муж, выругавшись, бежит в ванную. Иду за ним и молча наблюдаю, как он подставляет окровавленный палец под кран.

– Звонили с работы. Вызывают на срочное совещание, – говорит муж. Хотя следов крови в воде уже не видно, он по-прежнему держит руку под струей. – Все будет хорошо. Теперь все будет прекрасно.

* * *

Когда Патрик уходит, я снова принимаюсь разглядывать зевак. Часть из них – те, кто бегает трусцой или выгуливает собак, – постояв минуту-другую, проходят мимо. Задергиваю шторы. Теперь никто ничего не увидит.

Иду на кухню, достаю из ведра скомканные газеты, смахиваю с них крошки. Нахожу упоминание о Патрике и его родителях: волосы на голове становятся дыбом. Кроме его фамилии я ничего в этой истории не узнаю. От последних строчек перехватывает дыхание, сердце пронзает резкая боль: «Прошлой ночью в Ливерпуле во время драки у дверей клуба был задержан Ян Хупер. Он несколько месяцев назад по апелляции был выпущен из тюрьмы и с тех пор постоянно проживает в Ливерпуле. Арестованного обвиняют в нападении на двадцатипятилетнего мужчину».

Как такое возможно? Тогда кто оставлял на ступеньках все эти предметы? Кто постоянно следил за домом? Кто принес в галерею письмо? Если не Хупер, кто тогда?

Иду наверх. Ноги не слушаются. Из дальнего угла шкафа достаю чемодан, укладываю в него деревянную коробку с дорогими сердцу вещами, стопку футболок, джинсы. Я сама себе не верю: неужели я действительно решилась?

А за окном все та же картина, что и в день переезда: толпа разошлась, но один человек остался. Лица́ я разглядеть не могу, но в моем воображении он превращается в Яна Хупера. Я думала, он пришел отомстить. Досрочное освобождение – означает ли оно, что он не убивал? А вдруг Хупер подозревает или знает, кто на самом деле убил Эвансов? В таком случае он, конечно, ходил бы, расспрашивал, выслеживал. Я очень хочу, чтобы там оказался этот кровожадный вампир, ведь иначе… Звонить в полицию. Хватаюсь за телефон и, не дождавшись соединения, даю отбой. Что я им скажу? Что Хупер целыми днями торчит у нашего дома и в Ливерпуле никогда не был? На самом деле тот, которого я так боялась, под арестом, а кто-то другой следит за нами, входит в дом, все время что-то подбрасывает.

Оставаться здесь нельзя. Мои нелепые мечты и глупая выставка того не стоят. Чтобы не жить у Кэролайн, могу снять дешевую комнату через интернет… Господи, а что я вообще могу? Неважно. Разберусь после.

Бросаю в чемодан еще кое-какую одежду. А дети? Миа собралась только на каникулы. С бьющимся сердцем иду в комнату Джо. Не сомневаюсь, что бежать надо сейчас, немедленно, даже несколько лишних минут, потраченных на сборы, грозят бедой. В комнате сына намного холоднее, чем в других помещениях. Однако отопление отключено, так что свалить все на плохо работающую батарею теперь я не могу.

Снова отстают обои, и я, приподняв один кусок, из-под которого на пол осыпается штукатурка, изучаю стену. Что говорилось в том письме? Под темным пятном плесени она покрыта картинками. Они нарисованы рукой ребенка, но невинным его не назовешь. Вот целая семья рисованных человечков: острозубые собаки рвут на куски заколотых ножами мужчину и женщину. Вот мужчина – голова-кругляш, черточки рук и ног – душит человечка-ребенка; вот женщина нависает над детской кроваткой и тянет к нему руки. Меня тошнит. Едва успеваю закрыть рот ладонями, как они наполняются кислым содержимым желудка.