Женщина во тьме - [51]

Пораженная, застываю на месте. Приникаю к витрине. От дыхания стекло запотевает, и, протирая его рукой, очень хочу убедиться, что ошиблась и в кольце не бриллиант, а изумруд. Нет, мне не показалось: оно мамино.

Простояв там, как мне показалось, целую вечность, продолжаю путь, однако сворачиваю не налево, к дому, а направо. Спускаюсь на берег и подхожу к самой кромке воды. Сбрасываю туфли, шевелю носками песок. Ветер с моря несет соленую влагу. Мне нравится так стоять и смотреть, как на мокрую гальку, шурша, набегают волны.

Начинается дождь. Последние любители морских прогулок уходят с пляжа. И тут я понимаю, что иду с пустыми руками. Значит, продукты остались около ювелирного магазина, на тротуаре. Наползают тяжелые тучи, и в разгар дня внезапно темнеет. Налетевший порыв ветра, чуть не сбив меня с ног, уносит шарф. Бегу за ним, но его уже кто-то поймал. И этот кто-то – Бен.

– Я так и думал, что это вы, – говорит он, широко улыбаясь. – Я живу неподалеку и видел, как вы спускались к морю.

Он кивает в сторону холма, на один из домиков. Когда-то я мечтала поселиться в таком же.

После нашей встречи в галерее Бен оставил мне два голосовых сообщения насчет выставки. Перезванивать я не стала, но рисую постоянно. Пока Патрик злится из-за неокрашенных стен, ухожу на другой конец города, в свою секретную мастерскую, и теплыми светлыми тонами – преобразить с их помощью дом-убийцу мне не дали – покрываю холсты.

– Вот-вот начнется ливень. Может, выпьем по чашке кофе? – предлагает Бен. – Кафе еще открыто.

Я не должна, не должна идти с ним в кафе, но вспоминаю мамино кольцо с ценником и соглашаюсь:

– Почему бы нет?

* * *

– Я думал, вы меня избегаете. Вижу, как приходите в мастерскую, как уходите, но ни разу не заглянули даже поздороваться.

Бен приносит две не слишком чистые белые кружки с жидким чаем. Чтобы освободить место на столе, поднимаю уже прилипшую к грязной пластиковой скатерти руку. В запотевшие окна хлещет дождь, слышно, как хлопает на ветру дверь: в кафе ежеминутно, спасаясь от стихии, вбегают промокшие, растрепанные прохожие.

– Ничего личного. Просто… Домашние дела. Сложно объяснять. Но я пишу. Анна меня убедила, я готовлюсь к выставке.

Не могу же я сказать Бену, что, несмотря на его доброту и великодушие, Анна назвала его странным и советовала держаться настороже. И рассказывать, что видела их милое воркование в галерее, тоже не собираюсь.

– Я так рад, что вышел из дому. Сначала я решил, что вы с мужем, и чуть было не передумал.

– Я гуляла одна, – обрываю собеседника.

Он пожимает плечами.

– Кто-то шел за вами по пятам от самого города, и я решил…

Вздрагиваю. Я думала только о мамином кольце, а шаги за спиной… Они, должно быть, тонули в шуме ветра.

Испачканные красками пальцы Бена касаются моей руки.

– В любом случае я рад, что решился выйти.

Наши пальцы встретились, и в этот самый момент кто-то прошел мимо окна. Представив, что было бы, окажись на его месте Патрик, я вздрагиваю.

Официантка, идя к нашему столику за пустыми чашками, переворачивает на входе табличку, меняя местами «Открыто» и «Закрыто». На ветру опять трясется и дребезжит входная дверь.

– Похоже, это надолго, кафе закрывается. Предлагаю пойти ко мне, – надевая куртку, говорит Бен.

Я не должна этого делать. Нужно возвращаться домой, приготовить ужин. Мне надо прийти раньше Патрика, иначе опять придется врать, выкручиваться, выдумывать.

И снова отвечаю:

– Почему бы нет?

* * *

Подходим к жилищу Бена.

– Вам нужно позвонить домой, чтобы сообщить, где вы находитесь? – спрашивает он, поворачивая в замке ключ.

Я молчу, и хозяин, открыв дверь, первым проходит внутрь. Она ведет прямо в полутемную гостиную, где в углу слабым светом мерцает дровяная печь.

– Знаю, уже почти лето, и топить ее сейчас глупо, – говорит Бен, – но в такой ненастный вечер…

Из темного деревянного комода – на его поверхности старые круги от влажных стаканов – галерист извлекает бутылку красного вина и два бокала. Наполнив их, один он протягивает мне, и я замечаю под ногтями Бена краску. Кобальтовая синяя, красный кадмий. Так знакомо и так непривычно. Накатывает тоска по тем временам, когда все, кого знала, пахли скипидаром и маслом, дешевой выпивкой и ароматизированным табаком, а под ногтями у них вечно оставались следы краски. Как быстро – от страха до восторга – менялось тогда настроение. Сейчас же моя жизнь поблекла, потускнела до неузнаваемости.

Обсыхаем у огня. Бен рассказывает о новой серии работ. Он так увлеченно описывает свои полотна, что кажется, будто меня рядом нет. Я же представляю, как поцелую Бена, прильну к обтягивающей его грудь и живот мокрой футболке.

Я и раньше грезила о каком-то незнакомом добром мужчине. Он всегда держит дверь открытой, но перед тем как войти, я вступаю с ним в законный брак, рожаю ему детей; все невзгоды и радости жизни разделяя с веселым незнакомцем, который вечно улыбается и всегда готов прийти мне на помощь.

Так я прожила сотни жизней с сотней разных мужчин, которые извинялись, если случайно заденут, улыбались, уступали место в переполненном кафе или автобусе. Не знаю, что это за люди. Мне все равно, они лишь плод моей фантазии. Ни с одним из них я даже не заговорила. Ведь как только знакомишься с реальным человеком, фантазиям приходит конец.