Женщина в Гражданской войне - [80]
Вошла я в октябре и в большевистский совет, когда рабочие в большинстве своем отдали голоса большевикам.
Трудно забыть страшную ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября, когда на совет напали белые разбойники генерала Потоцкого и убили товарищей Кунда и Казберюка.
На траурном митинге рабочие поклялись отомстить за смерть товарищей.
— Долой калединщину! Да здравствует совет! — неслись возгласы рабочих.
Митингом руководили большевики.
Глубокой осенью ревком провел переформирование Красной гвардии. Мы в это время были на позиции — в степи около бойни. К нам явился делегат ревкома. Во дворе бойни мы все собрались и выслушали его сообщение.
— Нам нужно, товарищи, — сказал представитель ревкома, — так укрепить Красную гвардию, чтобы она могла защищать права рабочего класса и разбить войска Каледина, протягивающего к Ростову свои кровавые лапы.
Тут же происходила организация подсобных групп рабочих.
В красногвардейские отряды вступали не только мужчины, но и женщины. Много работниц нашей фабрики вступило в отряды санитарками, сестрами.
Больные, раненые солдаты-фронтовики оставляли лазареты и вступали в ряды Красной гвардии.
П. Карташева
Мы защищали Ростов. Противник захватил Нахичеванский полустанок. Во время боя мы, сестры-санитарки, были в передовой цепи и своих раненых выхватывали прямо из-под огня. Первый перевязочный пункт у нас был в бойнях.
Когда начался бой, работницы бросились на передовые позиции. Вокруг — грохот, стрельба, крики, стоны и смерть. Идем вперед. Бойцы нас предостерегают, кричат: «Ниже головы держите, наклоняйтесь!» Берем раненых, кладем на носилки. Противник, очевидно, нас заметил и начал осыпать пулями.
Раненых мы переносили в первый попавшийся дом, делали перевязки и отправляли на главный пункт в бойню, а затем их распределяли по лазаретам.
В этих боях с калединцами было убито несколько партийных товарищей. Екатеринодарский партийный комитет командировал товарища на похороны павших героев. Но поезд из Екатеринодара опоздал, прибыл после похорон. Помню, как по темным улицам осажденного Ростова мы вместе с товарищем из Екатеринодара пробирались на кладбище, чтобы возложить на могилы павших товарищей ленты с последним приветом от екатеринодарских большевиков.
Кончились бои. На этот раз мы были разбиты. К нам на асмоловскую фабрику в фабричный комитет пришли меньшевики.
Мне и другим товарищам, находившимся на профсоюзной работе, они злорадно объявили: можете уходить, мы занимаем ваше место. Мы ушли, но в цехах продолжали подпольную работу. На нашей фабрике в ячейке было двенадцать человек. Мы собирались нелегально.
Остались семьи арестованных и убитых товарищей. Мы ходили по квартирам, делали сборы и помогали этим семьям.
Рабочие все больше и больше отходили от меньшевиков. Как-то пришел к нам на фабрику меньшевик. Собрав митинг, он начал распинаться:
— Войну надо продолжать. Закончим ее, тогда будем выбирать Учредительное собрание.
Рабочие начали кричать:
— Меньшевик! Долой! Вон! Тащи его!
Еле унес ноги.
Фабрика была настроена большевистски.
В феврале восемнадцатого года Ростов снова был взят красными.
Мы взялись за работу. Первым делом отобрали у хозяев фабрики и заводы, установили рабочий контроль, ставили всюду своих людей. Мы неуклонно укрепляли советскую власть.
В мае снова город был занят белыми и немцами. Краснов укрепился в Ростове. Наши отступили. Часть осталась в Батайске, остальные пошли дальше. Через месяц наши оставили Батайск.
Белогвардейцы залили Батайск рабочей кровью: расстреливали, резали, рубили, вешали…
Перед отступлением из Ростова меня вызвали в ревком и сказали:
— Оставайся здесь, твоя квартира будет явочной. Будешь держать связь.
Я согласилась. Работы было много.
Первым ко мне приехал товарищ из Донбюро.
На фабрике было неспокойно. Хозяин фабрики, пользуясь тем, что теперь в его руках власть, начал увольнять рабочих. Мы забастовали. Хозяин нам предложил оставить всех работниц с условием снизить расценки. Мы не согласились. Выбрали стачечный комитет и провели итальянскую забастовку.
Хозяин выкинул нас за ворота. Мы простояли за воротами двенадцать суток и предъявили хозяину снова те же требования. Нам заявили, что рабочих уже набрали, но эти рабочие говорили:
— Мы не работаем, мы гвозди кидаем в машины, не сдавайтесь! — и выносили нам собранные деньги. Помогали нам также забастовавшие рабочие завода «Аксай».
На тринадцатый день забастовки наши требования были удовлетворены.
В это же время бастовал завод Максимова, находившийся под влиянием большевиков. С этим заводом у нас была большая связь. Когда бастовал какой-нибудь завод, мы собирали деньги, приходили туда, вызывали руководителя, отдавали деньги и обещали свою помощь.
— Только не сдавайтесь, держитесь, — подбадривали мы рабочих.
Во время деникинщины меня послали к крестьянам с воззванием. Нужно было сорвать деникинскую мобилизацию.
Нарядилась я крестьянкой и поехала в деревни Каял и Кулиновка.
Положила листовки в сумку, накрыла мешком, сверху картошки насыпала, свертки с сахаром положила, якобы гостинцы для деревни везла.
Обыкновенно было так: отыскав на селе нужного человека, говоришь ему пароль: «Я привезла папиросы „КА“». Ну, он и зовет тогда в избу. Тут начиналась наша совместная работа. Крестьянин помогал мне выявить подлежащих мобилизации и распространить среди крестьян на селе воззвания. Дело кончалось тем, что я забирала паспорта товарищей и уезжала обратно. В Ростове мы фабриковали нужные документы, и я опять тем же порядком привозила их обратно в деревню. По этим документам молодежь не подлежала призыву.
