Женщина в Гражданской войне - [24]

У несчастной еще хватило сил куда-то двинуться. Вдогонку ей раздался дружный хохот жандармов.

На улице около контрразведки она падает. В ее руках судорожно зажата бумага за подписью полковника.

Как-то, проходя по Тополевой аллее, я услышала цокот копыт, горластое пение, гиканье и свист. Это шла «дикая дивизия». Впереди плыло черное знамя. Пьяные, красномордые шкуровцы ехали на лошадях и держали пики, на которые были насажены волчьи головы, черепа, пучки каких-то волос. Я остановилась, глядя на эту орду, и вдруг похолодела от ужаса. На одной из пик качалась голова красноармейца Вани Катыгина с широко открытыми, остекленевшими глазами. Она скрылась за поворотом аллеи, но я, не в силах сойти с места, продолжала смотреть вслед. Вспомнилась контрразведка, стоны и кровь Катыгиной… Нет, не спас Ваню героизм его матери.

После я узнала, как погиб Катыгин. Посланный из Кисловодска отряд окружил ущелье, где спрятались Ваня и его товарищ. Отличный стрелок, Катыгин долго не подпускал к себе шкуровцев. Наконец все патроны были расстреляны, и двое храбрецов попали в руки белых палачей. Тело Катыгина было изрезано в куски, на трупе его товарища оказалось восемнадцать ран.

Вечером, возвращаясь с работы, усталая и подавленная, я проходила по центральным улицам Кисловодска. Как быстро возрождается старая, проклятая жизнь! В ресторанах гремит музыка. За столиками сидят накрашенные женщины, офицеры и купчики. Улицы кишат проститутками. Буржуазия заискивает, лебезит перед военными. В честь золотопогонных «героев» устраиваются пышные банкеты и вечера. «Герои» обжираются, пьют до бесчувствия, дебоширят. Стреляют из револьверов в зеркала, в лакеев, в своих покровителей-буржуев, а подчас и друг в друга.

С ненавистью прислушивалась я к шуму и голосам, долетающим из ресторанов. Кровопийцы. Днем кровь рекой льют, а ночью в вине тонут.

Январь двадцатого года. По улицам Кисловодска тянутся длинные обозы с провиантом, оружием, снаряжением, обмундированием. Тут же разное добро, награбленное господами офицерами. Это белые бегут из Кисловодска. В город вступают наши, с восторгом встречаемые измученной беднотой. Миновала кошмарная пора хозяйничанья Шкуро.

Через три недели после прихода большевиков я вступила в ряды коммунистической партии.

А. Шевченко СОЛДАТКА

До революции я работала в Екатеринодаре швеей. Шила по богатым домам. В шестнадцатом году моего мужа взяли на войну, и я осталась солдаткой. К этому времени шитье окончательно испортило мое зрение. Я поступила в прислуги. Здесь, у плиты, меня застала революция. Я ушла от хозяйки. Стала жить тем, что продавала свои вещи, и все свободное время проводила на митингах. На меня обратили внимание большевики Яцкевич и Власов и вовлекли в общественную работу. Под их руководством был организован женский союз солдаток. Официально он организовался двадцать пятого марта семнадцатого года с целью материальной помощи солдаткам. Все члены платили взносы по десять копеек в месяц. Союз, председателем которого я была избрана, насчитывал до трех тысяч членов.

Третьего июля мы узнали о большевистской демонстрации в Питере и стали готовиться к своей демонстрации и забастовке. Несколько дней усердно вышивали наш лозунг на красном знамени. Раз вечером я прихожу домой и вижу: моя подруга, Гогричиани, спарывает буквы с нашего знамени, а сама плачет. Я возмутилась:

— Что ты делаешь?

Она со слезами на глазах рассказала, что приходили офицеры с меньшевиками и заставили ее уничтожить лозунг. Так и сорвали меньшевики нашу демонстрацию. Начались аресты. Гогричиани меня предупредила, что в нашей квартире был обыск. Я скрылась у знакомых на Магиновском переулке, где и жила до четырнадцатого марта восемнадцатого года, когда пришли наши. При советской власти меня назначили комиссаром социального обеспечения, во главе которого был некто Иорданский, беспартийный. Кроме того я ведала пайками. Вскоре мы узнали, что на Екатеринодар движется Корнилов. Всколыхнулся весь трудовой Екатеринодар — началась усиленная запись добровольцев в Красную гвардию. Я записалась одной из первых и получила винтовку английского образца. Тяжелая была, отбила мне все плечо. Командиром нашего отряда был Сафронов.

Фронт уже был под самым Екатеринодаром, шла стрельба. Часа полтора мы стояли в резерве, затем, когда Корнилов подошел к городу, выступили на позиции. Стали перебежкой занимать передовые окопы. Перебежкам меня научил муж — фронтовик, поэтому я не только сама умела хорошо перебегать, но и других учила. Во все время боев я была на передовых позициях. Днем — в окопах, а ночью работала с бригадой женщин, обслуживая фронт.

Однажды вечером я собралась идти в свою бригаду. Только что отошла от окопов, вижу — наши бегут, отступают. Я остановилась, стала задерживать бегущих. Некоторых красногвардейцев удалось задержать. Мы легли и стали отстреливаться от приближающихся корниловцев. В этом месте наступление было приостановлено, но части белогвардейцев удалось все-таки прорваться в наш лазарет, где они перебили много раненых. Кто остался в окопах — спаслись, кто бежал — были убиты. Предал нас орудийный наводчик.