Женщина в голубом - [10]

Над столом повисла пауза. Монах и Добродеев переглянулись.

– Да, очень интересно, – промямлил Добродеев. – А мы собираемся к Речицкому на конезавод, хотим лошадок посмотреть.

– Я с вами! – обрадовался Иван. – Он меня давно приглашает, да все как-то руки не доходили. Речицкий фигура, я фотографировал его мисок, а теперь лошадей. Обожаю! Давайте за лошадей! – Иван достал из кофра бутылку финской водки.

– А пиво? – спросил Добродеев.

– Вместе!

Монах хотел уточнить насчет «мисок» Речицкого, но тут к ним подошел Артур и спросил:

– Он уже облил грязью мои картины?

– Облил, будь спок. Будешь? – спросил Иван. Он ловко сковырнул крышку и разлил водку в стаканы. – За настоящее искусство!

– За лошадей! – напомнил Добродеев.

– За лошадей в настоящем искусстве!

Они выпили. Иван начал рассказывать анекдот про мужика с оранжевым пенисом, при этом очень смеялся, в конце концов сбился, нахмурился и замолчал. А потом и вовсе уснул, прислонившись к стене.

Потом к ним по очереди подходили знакомые Добродеева, тот обнимался с ними, а с некоторыми целовался. Монах только головой качал и ухмылялся – он ни за какие коврижки не стал бы целоваться с мужчиной, с его точки зрения, вполне достаточно пожать руку.

Впервые за долгое время ему было хорошо. Он был пьян и расслаблен, а толпа вокруг являла великолепные типажи для рассмотрения: было много толстых и пузатых мужчин, что радовало, и красивых женщин, что тоже радовало. С открытыми плечами и глубокими декольте, на высоких каблуках, с тонкими лодыжками.

У Монаха глаза разбегались. Добродеев болтал с подходящими к ним о всякой дурацкой ерунде, а потом полушепотом передавал Монаху сплетни о ветвистых рогах, адюльтерах, семейных скандалах и романах на стороне.

Голова у Монаха шла кругом от виски, пива и водки, а также от смачных добродеевских историй.

Они хорошо сидели. Добродеев взахлеб сплетничал; Иван Денисенко мирно спал, время от времени всхрапывая; Монах слушал вполуха и рассматривал женщин.

Меж тем около бара разгорался скандал. Там кричали и били посуду.

Добродеев встрепенулся, сделал стойку и рванул в направлении бара. Иван продолжал спать.

Монах с удовольствием пил пиво и думал, что даже на таком приличном суаре случаются драки, а устроителям не следовало устраивать бар, а подавать только апельсиновый сок и кока-колу.

До него долетел рев, в котором можно было разобрать «барахло», «сука» и «убью», которые, видимо, выкрикивал скандалист.

Скандал угас так же внезапно, как разгорелся. Монаху было видно, как два здоровенных секьюрити потащили смутьяна из зала, и порядок был восстановлен.

Спустя пару минут вернулся возбужденный Добродеев.

– Ну что там? – благодушно спросил Монах.

– Димка Щука бузит!

– Что за персонаж?

– Наш городской «анфан террибль»! Богема! Слышал, что он орал? Был неплохой художник, но спился. Его никуда не приглашают и не пускают, не понимаю, как охрана прощелкала. И так всякий раз, помню, однажды на выставке в Доме художника он тоже закатил скандал, обозвал всех бездарями…

– Что случилось? – проснувшийся Иван Денисенко захлопал глазами. – Вроде какой-то шум, Леша, ты не в курсе?

– Дима Щука подрался с охранниками.

– Димка? – Иван захохотал. – Гигант! Какое сборище без Димки! Помню, однажды он ввалился сильно подшофе на мою персональную выставку и наделал шороху! Потом извинился, и мы с ним посидели у Митрича. Хороший художник был, а теперь спивается. Начинал как реалист, пробовал себя в импрессионизме, кубизме… не отличишь от мэтров, валял дурака… Жена бросила, не поверите, он плакал у меня на груди как ребенок. Я говорил, радуйся, художник должен быть свободным, посмотри на меня!

Сам Иван был женат не то три, не то четыре раза…

Под занавес к ним подошла компания – длинный тонкий мужчина в белом костюме с бойкой физиономией жиголо и зачесанными назад блестящими черными волосами – тот самый, что увел Речицкого от греха подальше и которого Артур Ондрик обозвал двуликим Янусом, – и две очаровательные девушки, блондинка и рыжая.

Добродеев радостно представил его Монаху, назвав создателем женской красоты.

Монах не врубился, о чем речь, и спросил, пожирая девушек глазами:

– В каком смысле? Визажист?

Девушки захихикали.

– Яков Ребров – руководитель фонда культурного наследия, устраивает конкурсы красоты «Мисс города», – объяснил Добродеев. – Кстати, Речицкий выступает спонсором. А это мои друзья, профессор Монахов и дипломированный художник-фотограф Иван Денисенко, лауреат и чемпион, вы должны его знать.

– Прекрасно знаем, – заявил руководитель фонда тонким сиплым голосом. – А как же!

Дипломированный фотограф снова мирно спал, прислонясь к стене, и не отреагировал никак.

Добродеев потряс фотографа за плечо. Тот всхрапнул, но не проснулся.

– Алексей Добродеев! – Журналист повернулся к девушкам и щелкнул каблуками: – Ваш покорный слуга. Прошу любить и жаловать. Он же Лео Глюк! Должно быть, вы читали мои репортажи.

Девушки снова хихикнули.

Было похоже, они не имеют ни малейшего понятия ни о Леше Добродееве, ни о Лео Глюке.

– Миски! – воскликнул Монах, хлопая себя ладошкой по лбу. – Конечно!

– Очень приятно, рад! – Руководитель фонда протянул Монаху руку с массивным серебряным перстнем на среднем пальце. – Леша много о вас рассказывал. – На лице Добродеева отразилось удивление. – Анфиса! – он подтолкнул вперед блондинку. Та сделала шутливый реверанс. – Одри! – Рыжая девушка нагнулась и громко чмокнула Монаха в щеку. – Мои подопечные. Прошу, так сказать.