Женщина в черном - [41]

Никита выхватил ее из ящика. Что же это за Гридин? Еще один однофамилец академика или его двоюродный брат, о котором говорила Инга? Помнится, она сказала, что тот живет как раз в «обкомовском» доме. Жаль, что он не спросил тогда имени-отчества ее дяди! Впрочем, это можно сделать и сейчас.

— Девушка, позвольте позвонить от вас по телефону, — обратился он к надзиравшей за ним девице.

— Звоните на здоровье! Вон оттуда, из соседней комнаты.

Никита набрал номер Гридиных, лихорадочно обдумывая, что сказать, если трубку возьмут Анна Петровна или сам академик. К счастью, к телефону подошла Инга.

— Инга, это я, Никита, — обрадовался он, услышав знакомый голос. — Скажи, как зовут двоюродного брата Льва Яковлевича.

— Двоюродного брата деда? Зачем он тебе понадобился?

— Надо, Инга, надо. После я все объясню.

— Его зовут Николай Ефимович. Адреса я не знаю.

— Адреса не нужно. Вернее, он у меня есть. Больше ничего не нужно. Спасибо, Инга. Всего тебе доброго. До встречи!

Никита повесил трубку и долго стоял в неподвижности, пытаясь осмыслить столь неожиданно открывшуюся ситуацию. Итак, именно в этом районе, почти рядом с почтовым отделением, живет двоюродный брат академика, с которым тот, в силу какого-то затянувшегося конфликта, не поддерживает никаких отношений. Это последнее обстоятельство, конечно, ничего еще не значит, не дает, по крайней мере, ни малейшего основания подозревать его в авторстве мерзких анонимок. И все же…

И все же Никита решил повидать этого человека, пока не отдавая себе отчета, чем тот мог быть ему полезен. Такое решение возникло неожиданно, почти интуитивно, и тем не менее что-то толкнуло осуществить его сейчас же, не откладывая ни на один час.

Никита еще раз уточнил по квитанции адрес бывшего партийного босса и, поблагодарив словоохотливую девицу, направился к большому бело-розовому дому, эффектно вписавшемуся в тенистые аллеи лесопарка.

В домах подобного рода он еще не бывал. Со смешанным чувством восхищения и неприязни обегал он глазами большие светлые холлы, широкие лестничные пролеты, высокие, сверкающие белизной потолки и стены, массивные, обитые кожей двери квартир. Все это заставляло идти медленно, с опаской, не нарушая пугающей тишины. Поднявшись на второй этаж и отыскав нужную квартиру, Никита не без робости нажал на блестящую кнопку звонка и непроизвольно отпрянул в сторону от нацеленного прямо ему в лицо стеклянного глазка.

Дверь долго не открывали. Наконец послышались щелчки нескольких замков, и в узкой щели за массивной стальной цепочкой показалось трясущееся старческое лицо и лоснящаяся пола теплого стеганого халата.

— Вам кого? — услышал Никита недовольный дребезжащий голос.

— Я хотел бы видеть Николая Ефимовича Гридина, — ответил он как можно приветливее.

— Ну, я — Гридин. Что вам от меня нужно? — прохрипел старик, не меняя тона.

— Я из университета. Мы, группа аспирантов и студентов, образовали нечто вроде общества по сохранению чистоты генотипа человека. Наша цель — борьба с противоестественными экспериментами академика Гридина. И нам казалось, что вы, как носитель добрых старых традиций и человек, хорошо знающий академика, могли бы помочь нам в этом.

Никита понимал, что, блефуя таким образом, он сильно рискует. Но, зная со слов Инги, что бывший партаппаратчик полон ненависти к своему брату, он не без оснований полагал, что тот клюнет на брошенную приманку. И не ошибся. Старик отстегнул цепочку и раскрыл дверь:

— Входите. Вот сюда, пожалуйста, в гостиную.

Никита вошел в большую, добротно обставленную, но до крайней степени запущенную комнату. Обои по стенам ее были местами ободраны, все кругом покрывал густой слой пыли, с потолка и по углам комнаты свисали космы грязной паутины. На столе громоздились груды немытой посуды вперемешку с какими-то книгами, пустыми пакетами, бутылками из-под кефира. Здесь же стояла облезлая портативная машинка.

Старик опустился в глубокое, сильно продавленное кресло, указал Никите на стоящий рядом стул:

— Так чем я смогу вам помочь?

— Ну, прежде всего врага, как вы понимаете, надо знать, знать о нем все. Мы же не знаем об академике почти ничего. Что он делает там, в своей домашней лаборатории, что уже создал, что собирается создать? Мы только чувствуем, что он замахнулся на что-то страшное. Но на что именно? От чего нам нужно предостеречь людей? И что вообще за человек академик Гридин? Вы не смогли бы внести ясность во все эти вопросы?

— Гм… Понятненько! — осклабился старик. — Я с удовольствием помогу вам всем, что будет в моих силах. Да, академик страшный человек. Помню, еще в бытность его профессором университета, когда вся партия, весь народ поднялись на борьбу против морганизма-менделизма в биологической науке, он не только сам не подчинился решениям партии и правительства, но всячески толкал на это и своих учеников, молодых ученых и студентов.

— Но сейчас, кажется, всеми признается, что это было ошибочное представление, — осторожно заметил Никита.

— Так то сейчас! А тогда было официальное решение ЦК партии и правительства. Как можно было какому-то профессоришке выступить против такого основополагающего документа? Далее. Я точно знаю, что, уже будучи директором института, он всячески срывал план прохождения своих сотрудников через университет марксизма-ленинизма. Мало того. Я сам слышал, как он однажды заявил, что партком института только мешает ему работать. Партком мешает, а? Вот вам моральный облик этого человека! А то, над чем он работает, известно всем. Ему, видите ли, понадобился какой-то супермен, какой-то сверхчеловек, которому было бы доступно все, что пресекается нашими законами. Я не раз выступал против этого в самых высоких инстанциях. Но в свое время не прислушались к моему мнению. И вот результат…