Женщина в черном - [13]

— И о работе его говорили?

— Нет, как можно! Работа у академика тонкая, умственная. Деликатная, скажу тебе, работа, не наших понятий дело.

— Так, может, он в самом деле чем-то не совсем ладным занимается?

— А вот тут я хоть чем поклянусь, не станет Лев Яковлевич богопротивным делом заниматься, не такой он человек.

— Вы и в доме у него бывали?

— Нет, в доме у него я не бывал. Зачем это? Дом, он — для своих, для родни, для близких. А что я для академика? Таких, как я, почитай, целый город.

— И все-таки вы убеждены, что костюм академик покупал для мальчика. Кто он ему, по-вашему?

— Кто знает… В каждом хорошем доме полно детворы. Так, видно, и тут.

— Ну, а костыли, о которых вы упомянули, они для кого предназначались?

— Так тоже для какого-то парнишки. Я сам их не видел. Сосед сказывал. Он, может, и знает, для кого академик их заказывал.

— А нельзя ли мне повидать его, вашего соседа?

— Отчего нельзя? Это здесь, рядом, на Тополевой, в девятиэтажке. Шестая квартира у него, а зовут Петром. Петр Викторович Бардин.

— Спасибо, папаша. Сегодня я к нему и загляну. Как вы думаете, он дома?

— Должно быть, дома: старик на пенсии.

Бардин, действительно, оказался дома и в ответ на просьбу Никиты сказал:

— Да, было дело, смастерил я в прошлом году для академика костыли. Всем костылям костыли! По чертежам самого Гридина мастерил. Без хвастовства скажу, не всякому столяру это было бы по плечу.

— Чем же они были так необычны, эти костыли?

— Тут на словах не объяснишь. Одно могу сказать: обыкновенному человеку они бы не подошли.

— Что значит обыкновенному?

— Ну, скажем, такому, как мы с вами.

— Для кого же понадобились такие костыли?

— А этого я не знаю. Дело заказчика — заказать, дело мастера — сделать. Но, если между нами, — боюсь, это то, о чем поговаривают в городе…

9

То, о чем поговаривают в городе… Слишком уж много поговаривали об этом повсюду. И если б только поговаривали и речь шла только о «монстре Гридина». Но сегодня к бесчисленным слухам, гуляющим по городу, прибавилась еще одна тайна, окончательно сбившая Никиту с толку.

Когда ближе к полудню ему пришлось проходить неподалеку от дачи Гридина, навстречу высыпала стайка ребят, и среди них с перекошенным от страха лицом его недавний знакомый Колька.

Никита шагнул ему навстречу:

— Коля, стой! Коля, куда ты? Что случилось? Мальчик нерешительно остановился. Но тут же вцепился в штанину Никиты:

— Там… Там… Там такое! — махнул он в сторону гридинского особняка.

— Где там? Что такое?

— Там, за забором. Что-то черное, лохматое. Да как заверещит! — он в страхе обернулся назад. — Вон снова! Слышишь?

Из-за забора гридинской дачи действительно доносились звуки, напоминающие жужжание механической пилы. Никита невольно усмехнулся:

— Так это, чудак-человек, доски пилят, — поспешил он успокоить парнишку.

— Нет-нет! — энергично замотал головой Колька. — Это он, оборотень, нечистая сила! Мы в щелку видели.

— Какой оборотень?! Какая нечистая сила?! С чего ты взял? — воскликнул Никита, взяв Кольку за руку и потянув за собой. — Нет ничего такого на свете!

— Есть, есть! У нас во дворе все так говорят. Мамка даже ходить туда мне запретила.

— Зачем же ты пошел?

— Интересно же…

— Значит, мама твоя тоже верит в этого оборотня?

— Верит. Еще как! А вот бабушка не верила, — продолжал Колька, стараясь не отстать от Никиты.

— Так у тебя и бабушка есть? Она тоже с вами живет?

— Жила с нами. Да умерла этой зимой. — Колька громко шмыгнул носом. — Жалко бабушку. Она мне даже конфеты давала.

— И ни в какого оборотня, говоришь, не верила?

— Нет, она, как и ты, говорила, что никаких оборотней не бывает, только… — он на минуту замолчал. — Только сама все время какой-то сверток от меня прятала, а мамка говорила, что в этом свертке что-то почище оборотня.

— Интересно… И ты ни разу не заглянул в тот сверток?

— Нет, теперь его мамка куда-то спрятала. Говорит, для моей же пользы, говорит, что это такая штука, какой мне может на всю жизнь хватить. Смешные они все, взрослые! Как это можно завернуть в бумажку, что на всю жизнь хватит?

— А дед твой, он тоже умер? — полюбопытствовал Никита.

— Не знаю. Я его никогда не видел.

— Но мать-то или бабушка должны были сказать тебе об этом.

— Они сказали, что дед не стоит того, чтобы о нем говорили.

— Вот как!

— Они даже фамилию нашу из-за него не любят.

— Даже так! Что же за фамилия у вас такая?

— Гридины мы.

— Гридины?! — не мог не удивиться Никита.

— Да. И бабушка Гридина, и мамка Гридина, и я Колька Гридин.

— А знаешь ли ты, Колька Гридин, что колдун, от которого ты сейчас бежал, тоже Гридин?

— Ну да?!

— Вот тебе и «ну да». Может, это и есть твой дед?

— Что ты, дяденька! Мой дед, я слышал, был большущим начальником и таким богатым, что никогда пешком не ходил и конфеты покупал целыми ящиками.

— Даже ящиками? — усмехнулся Никита. — За что же бабушка его так не любила?

— Не знаю. Поругались, наверное.

— Так-так… И все же… — Из головы Никиты не шла крамольная мысль: уж не является ли мать Кольки незаконной дочерью академика.

И вдруг его осенило:

— А как зовут твою мать, Коля?

— Мамку-то? Лизаветой зовут.

— А дальше?

— Что дальше?

— Ну, как по отчеству-то?