Женщина, не склонная к авантюрам - [17]

Из комнаты и кухни вышли сын и дочь. Выслушав ответ, Ирина прислонилась к двери.

— Что она сказала? — спросил Леша, испуганно всматриваясь в нее.

— Лешенька, папа умер, — тихо ответила Ирина.

Словно при замедленной съемке, она увидела, что сын сел на пол и уткнулся головой в коленки. Алена, неловко вытянув ноги, почти легла рядом и обняла его. Ирина подошла и, как большая птица — подраненных птенцов, замкнула их в кольцо своих рук…

Похороны прошли для Ирины, как в полусне. Будто она наблюдала за всем происходящим из затемненного окошка. Она была благодарна младшему брату мужа, Владику, быстро и толково организовавшему все, что нужно.

Из небольшого пригородного поселка, где родился Игорь, приехала свекровь, Анастасия Петровна. Они с Ириной не ладили с тех пор, когда свекровь, властвовавшая в своей семье, встретила мягкий, но непреклонный отпор невестки, не желавшей, чтобы ей навязывали правила поведения. Во время очередного визита Анастасии Петровны в молодую семью они поссорились. Мать обозвала сына тряпкой и хлопнула дверью. Посещения с тех пор почти прекратились.

Все эти черные дни главной заботой Ирины было находиться рядом с детьми. Алена плакала у гроба отца навзрыд. Леша стоял с покрасневшими глазами, но держался. Ирина, как когда-то с ними маленькими, все время старалась держать их за руки и тревожилась, когда чья-то ладошка пропадала. Тут же находила сына или дочь взглядом и вновь обнимала их.

Она осталась наедине с детьми только к вечеру третьего дня после похорон. Разогрела чай, достала из холодильника любимый торт Игоря. Разрезала, разложила по тарелкам. Алена и Леша смотрели на нее молча. Ирина села, уткнулась лицом в ладони… Подошла дочь, наклонилась, обняла ее. Сын стал гладить по руке. Слезы, сдерживаемые всю последнюю неделю, лились и лились. Она пошла в ванную, села на краешек, оттерла следы размазавшейся туши и начисто вымыла лицо холодной водой. Несколько раз глубоко вдохнула воздух и вернулась.

— Хоть поешь, — попросила Алена. — Ты уже сколько голодная. Нельзя же так.

Ирина кивнула. проглотила кусочек торта, запила остывшим чаем. Встретилась с вопрошающим взглядом дочери:

— Что?

— Ма, как мы теперь будем жить?

— Не знаю, детка, — ответила Ирина. — Пойдемте спать.

…Игорь с тоской и болью смотрел на нее, стоя в могильной яме так, что видны были только глаза. Сделав шаг к нему по мокрой и скользкой земле, Ирина увидела, что рот его заклеен скотчем. И во сне она знала, что он мертв, но протянула ему руку, когда увидела, что муж поднял свою, исхудалую до костей. Несмотря на ее нестерпимый холод, Ирина напрягла все свои силы, чтобы вытащить его. Но сразу поняла, что он не стремится наверх, а тянет ее вниз. Она попыталась разжать его пальцы, а когда не смогла, прижала его ладонь к краю могилы и стала бить ее острым каблуком сапога…

Проснувшись от сдавленного стона, Ирина почувствовала, что ее всю трясет мелкой внутренней дрожью. Под теплым одеялом она застыла, как будто стояла голая на ледяном пронизывающем ветру. В ванной пропустила воду, пока из крана не потек почти кипяток, и только под обжигающим душем минут через пять немного согрелась.

Закутавшись в полотенце, у двери прислушалась, не разбудила ли детей. Сын и дочь ровно дышали. Сменив легкую ночнушку на теплую, Ирина со всех сторон подоткнула одеяло и легла на правый бок. Но заснуть после привидевшегося кошмара не могла. Легла на спину, заложила руку под голову. Вспомнила слова дочери: как же жить дальше?

— Толечка, — про себя назвала она его имя, и словно к душе прикоснулась нежная рука.

Но кто-то беспощадный внятно задал ей вопрос, который Ирина давно и бесполезно пыталась отогнать от себя: «Как ты можешь быть уверена в этом мальчике?»

«Я не должна больше обманываться, — решила Ирина. — Сейчас я наконец додумаю все до конца. Кто я? Стареющая женщина с детьми, которых я лишила отца. Я виновата перед ними до конца своих дней и буду виновата, сколько бы заботы ни отдавала им. Зачем все эти проблемы ему? Незачем. Если бы я хотя бы сохранила его ребенка. Но этого нет. Его потянула ко мне, потому что он любил мать и, наверное, я чем-то напомнила ее. Сколько может продлиться этот порыв? Год, от силы два. А дальше? Я стану цепляться за него, а он полюбит какую-нибудь девочку и будет разрываться между нами. Возможно, уже сейчас он жалеет, что все зашло так далеко. На предательство он не способен. И, зная все это, я осознанно испорчу ему жизнь? Нет, это невозможно. Мне у себя самой не вымолить прощения за Игоря. Но это уже случилось. А тебя, — мысленно сказала она Кремневу, — тебя я отпускаю. Родной, хороший, будь счастлив!..»

Она еще долго лежала без сна, вглядываясь в светлеющее окно. Снова замерзла, но даже шевельнуться не хотелось. Ирина забылась, только когда за стеной веселым голосом ведущей утренней передачи заговорило радио. А очнулась от прикосновения дочери:

— Мам, ты на работу опоздаешь.

— А сколько сейчас?

— Уже девятый час.

Быстро умываясь, Ирина вспомнила: «Я б хотел забыться и заснуть…» Она тоже хотела бы забыться. Не выходит.

На улице с каждым днем настывало все сильнее. Через минуту, продрогнув на безжалостном ветру, она накинула на вязаную шапочку капюшон кожаного плаща. С детства ходила в осеннем дольше всех. Видно, пора перебираться в зимнее. А теплую шапку так и не купила.