Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду - [52]

И если там, где он пройдет, вина оставят люди,

Бежит он к чаше

И жадно пьет!

Потом шатается, ослепший и тупой,

Мрак опускается перед его глазами.

Он спит и ничего не знает.

Тогда охотники, схватив его за гриву,

Привязывают на веревку и ведут дамой,

Чтобы оставить в стойле или во дворе,

И днями напролет толпа зевак

Глазеет на него, раскрывши рот.

Джо Теннисом подходил раза три-четыре за то время, что Кромарти читал, и пытался начать разговор, но Кромарти не обращал внимания на его замечания и даже не поднимал головы.

К счастью, много публики пришло посмотреть на своего старого любимца Кромарти, который наконец-то вернулся, а заодно и взглянуть на нового чернокожего человека: он вызвал не меньше разговоров, чем некогда сам Кромарти.

Появление публики оказалось очень кстати по двум причинам: во-первых, это отвлекло Джо Теннисона, и он целиком отдался тому, чего больше всего желал в жизни, — демонстрации своей персоны, а во-вторых, Кромарти, совершенно не обращая внимания на зрителей, мог показать себе, что он в состоянии держаться как всегда бесстрастно. Именно благодаря этому негр не мог обидеться на то, что с ним обращаются так, словно его не существует. Я должен пояснить, что Кромарти не имел предубеждения против своего соседа из-за того, что тот был чернокожий, как не был в принципе предубежден против цветных людей. Теннисон вообще был первым негром, с которым он разговаривал. В то же время Кромарти почувствовал к нему антипатию, с течением времени все возраставшую. На другой день, едва войдя в клетку после завтрака, он увидел дожидавшуюся его Жозефину. Она стояла в некотором отдалении, поглядывая на дверь «Обезьяньего дома» (если называть его старым именем), и Кромарти неожиданно для себя крикнул:

— Жозефина, Жозефина, что вы там делаете?!

Девушка повернулась к нему. Ее появление так взволновало Кромарти, что какое-то время он не мог выдавить из себя ни единого слова, а когда это ему наконец удалось, голос его звучал так ласково, как еще ни разу не звучал с начала его добровольного заточения. Жозефина тоже не могла некоторое время смириться с присутствием Теннисона, который сидел, развалясь в кресле, в нескольких шагах от них и вставил в глаз монокль в золотой оправе, чтобы получше рассмотреть ее. Затем он уронил монокль, словно еще не научился пользоваться им, впрочем, так оно и было, негр купил его всего неделю назад.

Время шло, Жозефина так и не смогла ничего сказать Кромарти, она только поздравила его с выздоровлением и добавила, что очень рада, что он снова здоров. Затем она поблагодарила его за то, что он окликнул ее и позволил ей поговорить с ним.

— Почему вы так смущаетесь? — спросил Кромарти, а затем, угадав причину, добавил: — Дорогая Жозефина, не обращайте на моего соседа внимания, как это делаю я.

Но Жозефина молчала, и в эту минуту выбежала рысь, только что закончившая свой утренний туалет.

— Я несколько раз заходила проведать вашу кошку, пока вы были больны, — сказала Жозефина. — Она казалась очень несчастной и даже не смотрела в мою сторону. Я думаю, она боится женщин и не привыкла к ним.

Кромарти кивнул головой. Он был рад, что Жозефина навещала рысь, но подозревал, что она просто старалась убить время. Он не обращал внимания на публику, пришедшую поглазеть на него. Внезапно он услышал слова Жозефины:

— Джон, я должна увидеться с вами без посторонних. Мне необходимо переговорить с вами, а я не могу это сделать в таких условиях. Вы не можете больше уклоняться от разговора со мной.

— Что вы имеете в виду?

— Вы должны признать, что мы связаны друг с другом, — вот что я имею в виду. Я не знаю, что именно вы должны сделать, но вы должны что-то сделать. Я не могу так жить дальше. Пожалуйста, устройте как-нибудь, чтобы мы могли увидеться и поговорить.

Теперь настал черед смутиться Кромарти. Он не мог объяснить, по крайней мере сейчас, что он чувствует. С трудом он произнес несколько бессвязных фраз, о том что очень огорчен, но ничего не может сделать и, к тому же, не свободен от обязательств. Но под конец, став более искренним и смотря Жозефине прямо в глаза, Кромарти сказал:

— Дорогая моя, мы оба неизбежно будем несчастливы. Я люблю вас. Я не смогу никогда все забыть и, кажется, вы испытываете сейчас ко мне то же чувство. И вы, скорей всего, будете страдать. Я надеюсь только, что ваше чувство ко мне скоро иссякнет. Посмею сказать, что со временем, возможно, и моя любовь тоже пройдет. А сейчас мы должны расстаться и постараться утешиться.

— Я безутешна, — сказала Жозефина. — Я взбешусь, или сойду с ума, или еще что-нибудь в этом роде.

— С нашей стороны было бы величайшей ошибкой преувеличивать чувства друг друга, — произнес Кромарти сурово. — Это самое плохое, что мы можем сделать, самое жестокое. Нет, единственное, что вам совершенно необходимо, — это забыть меня, а я надеюсь, что мне удастся забыть вас.

— Это невозможно; не видеться гораздо хуже, — сказала Жозефина.

Теперь они сообразили, что несколько человек вошли в «Обезьяний дом» и боялись приблизиться и прервать их разговор.

— Как все это ужасно! — воскликнул Кромарти. — Как ужасно, будь оно проклято!