Женщина, которую я бросил - [23]

— Ёсиока-сан, — прижавшись ко мне, шептала Марико. — Что ты за человек, Ёсиока-сан? Ни с того ни с сего вдруг стал мрачный. Что с тобой? Почему ты молчишь?

— Так просто.

— Иногда ты бываешь таким грустным.

— Ты шутишь! Терпеть не могу сантиментов.

Мы думали, что никто не знает о наших отношениях. Увы! Только директор и управляющий ничего не подозревали. Конечно, первыми обо всем догадались девушки. Теперь я часто ловил на себе иронические и завистливые взгляды. Однажды во время перерыва, проходя мимо оживленно болтавшей группы служащих, я заметил, что при моем приближении разговор смолк. Разумеется, говорили обо мне. И потом в умывальной, в коридоре, под окнами и за дверями конторы я не раз слышал:

— Они уже целовались…

— Конечно…

— Я сама видела, как…

Иногда они перекидывались многозначительными шуточками и в моем присутствии, хихикая и с интересом поглядывая на меня.

«Ну погодите, — думал я. — Если вы так, я заставлю вас заткнуться»

И я принялся демонстрировать, как мы с Марико любим друг друга. Некоторые растерялись, но я заставил их привыкнуть к нашим нежностям. К тому же Марико была родственница директора, и с нами не стоило портить отношения. Так или иначе, сплетни и смешки вскоре прекратились, но служащие по-прежнему не спускали с нас любопытных взглядов.

Если бы они знали, что я еще ни разу не поцеловал Марико!

Может быть, потому что уважал ее? Наверное. А впрочем, не знаю. С Мицу все было куда проще. Я считал, что она ниже меня, и поэтому, соблазняя ее, не чувствовал никаких угрызений совести.

Марико была девушкой из другого мира. От нее зависела моя карьера. И я боялся потерять ее доверие. В сложившейся ситуации это означало стать посмешищем сослуживцев, а значит, впасть в немилость у начальства.

Но ведь я был молод и полон сил. Женщина мне была необходима. Когда я шел рядом с Марико, я еле сдерживал желание прикоснуться к ней или прижаться лицом к ее лицу. Когда в чайной ее колено касалось моего, я чувствовал, как меня охватывает дрожь. В трамвае, когда Марико вдруг прислонялась ко мне, я с трепетом вдыхал запах ее волос, ощущал упругую грудь.

Борьба, которую я теперь постоянно вел с собой, стоила мне огромных усилий.

— Хоть ты и говоришь иногда нехорошие вещи, Ёсиока-сан, на самом деле ты хороший и чистый человек, — сказала однажды в чайной Марико.

— Ты так думаешь?

— Да. Мне нравятся такие люди. С тобой я могу остаться допоздна и быть спокойной.

— Но я же мужчина. Я знаю, что, когда любишь, не нужно переходить границ. Это все говорят. А это для меня закон.

— Какой ты умный! Ты знаешь так много.

— Подумаешь! Я много читал.

Бедная Марико! Если б она знала, что за время нашей любви я два-три раза был у продажных женщин. Борьба с собой изматывала меня, я не выдерживал и шел туда, где мог получить то, чего я не решался просить у Марико.

Я делил женщин на две группы: одни существуют для любви, другие для удовлетворения желания. К первой группе относилась Марико, во вторую я включал уличных проституток и… девушек вроде Морита Мицу.

Иметь любимую девушку, с которой физическая близость пока невозможна, и в то же время ходить к продажным женщинам — я не видел в этом ничего зазорного и, уж конечно, не считал это предательством по отношению к любимой. Ведь молодые девушки вроде Марико не смогут понять физиологической потребности мужчины и сочтут ее грязной, непристойной, безнравственной. Такими доводами я убеждал себя в необходимости компромисса, на который пошел.

Однажды я провожал Марико, и по дороге мы зашли в чайную.

Марико сняла вязаную кофточку. Сквозь нейлоновую блузку просвечивали ее округлые груди, прикрытые маленьким лифчиком.

— Как я сегодня устала, — сказала она, разминая плечо. — Целый день печатала, — и, кокетливо глядя на меня, добавила: — Когда ты женишься, ты будешь гладить жене плечи?

— Не знаю.

— Интересно, какая она будет.

Глаза ее горели, а в голосе было что-то такое, от чего у меня перехватило дыхание. Но может быть, дыхание перехватило оттого, что в чайной был слишком тяжелый воздух.

Я посмотрел на колени Марико, прикрытые юбкой, и мысленно поднял эту юбку, обнажив белые ноги.

Простившись с ней, я никак не мог успокоиться.

«Черт подери! Невозможно соблюдать все наставления». Сойдя с электрички в Синдзуку, я подошел к винной лавке и выпил стакан саке. Но и вино мне не помогло. Тогда я зашел в другую лавку и залпом выпил еще стакан. Однако хмель, ударивший в голову, лишь увеличил мое возбуждение. Хорошо еще что, проходя мимо турецкой бани, я не вспомнил о Морита Мицу. А вот и веселый квартал…

Я шел, покачиваясь и стараясь не слушать женщин, зазывающих гостей.

«Нельзя брать девушку с хриплым голосом: у нее наверняка сифилис. И ни в коем случае ту, у которой забинтована шея».

— Красавчик, ты вылитый Сада Кэйдзи, — девушка с впалыми щеками, перебежав улицу, схватила меня за руку и потащила к открытой двери.

— Что ты делаешь? Дура!

— Успокойся. От меня не уйдешь. А если и вырвешься, у меня останутся рукава от твоего костюма.

С меня сняли ботинки (я уже ничего не соображал) и помогли подняться на второй этаж. В небольшой комнатке, кроме высокого трюмо и вешалки для одежды, ничего не было.