Женщин обижать не рекомендуется - [11]

Я смотрела на директоров, мужчин моего возраста и даже чуть моложе, и не могла понять, откуда они вдруг появились. Их не было еще пять лет назад. Все сдвинулось. Раньше, впрочем, как и сейчас, заканчивали институт к двадцати двум годам, девушки к этому моменту выходили замуж. Жили у родителей жены или мужа. Обычно родители вносили первый взнос за кооперативную квартиру, и целое десятилетие уходило на покупку мебели, телевизора, стиральной машины. Автомобиль появлялся годам к сорока, иногда чуть раньше, если отец отдавал свои старые «Жигули» и покупал себе новые. Бывали туристические поездки в Польшу, Венгрию, Болгарию. Дубленку носили по двадцать лет, как прабабушки, которым полушубка хватало на всю жизнь.

К сорока мужчины заведовали лабораториями, в пятьдесят — отделами, к шестидесяти становились заместителями директоров. Женщины-врачи лет по десять ходили участковыми врачами, потом становились заведующими отделениями, а там уж как повезет. Конечно, были и стремительные карьеры, но обычно если удачно женился или вышла замуж или твой тесть работал в той же или близкой к твоей профессиональной сфере. Существовали и неудачники: вечные старшие инженеры и младшие научные сотрудники, кто-то спивался, садился в тюрьму, но резких перемен в жизни не было ни у кого, все перемены и просчитывались, и объяснялись.

И вдруг все изменилось. Появились частные фирмы. Управлять банками стали двадцатилетние, сроки карьер сократились вдвое, втрое. Молодые люди завели себе дорогие машины, поездка за рубеж перестала быть событием, став рабочей нормой: в неделю приходилось вылетать или выезжать в две-три страны, без возвращения домой и многодневных оформлений выездных документов.

Одни приспособились или приспособили жизнь для себя, другие остались без работы, они могли делать только одну привычную работу, а если таковой не оказывалось, другую они делать не могли. Старшее поколение не могло переменить профессию, потому что не умело переучиваться. Одни молодые могли работать по двадцать часов в сутки, другие не выдерживали и восьми. Из девок моего поколения, с которыми я училась в школе, одна открыла частную нотариальную контору, одна стала брокером на бирже. Это из семнадцати. Остальные торговали цветами, консервами, сигаретами, работали медицинскими сестрами, учительницами, участковыми врачами, бухгалтерами. Из пятнадцати ребят двое погибли — один в Абхазии, другой в подъезде своего дома, один торговал подержанными автомашинами, двое сидели в тюрьме, один стал милиционером, двое инженерами, сейчас сидели без работы, еще двое стали наркоманами, и только один, химик по образованию, купил две химчистки-прачечные, ездил на «Мерседесе-930», построил трехэтажную дачу и купил пятикомнатную квартиру.

Я смотрела на Заместителя. Он, вероятно, был из удачливых, спокойный, неторопливый.

Первое, что я даже не услышала, а почувствовала, — какое-то изменение в голосах, они не стали говорить громче, появилась многозначительность, увеличились паузы. Что-то изменилось в выражениях лиц. Один усмехнулся, на лице другого явно выразился преувеличенный интерес к обсуждаемому. Я стала слушать очень внимательно.

— На переходе в Дуржан намечается ЕГН прихода двадцать пятого июля, — сообщил Ржавичев.

Директора смотрят на меня. И мне ничего не оставалось, как спросить:

— Это точно?

— Капитан дает нотис на двадцать пять.

— Что у нас по харе? — спросил Заместитель.

— Хара бигенгует объекты, — ответил Ржавичев.

— Когда закончится бигенгование? — поинтересовался Заместитель.

— Высокая вода до двадцати семи.

— Что дальше? — Заместитель задавал вопросы быстро и мгновенно получал ответы.

— Идет за объектом в Какинаду.

— Что с демориджем по Джамрату?

— Фрахтователи затягивают.

— Какие меры предлагаете принять?

— Поменять на диспог.

— Один диспог за деморидж маловато будет. Предлагаю добавить стании и запросить два диспога.

— Категорически не согласен. Стания сакшн нужна, — заявил Ржавичев.

Директора едва сдерживали смех. Но Заместитель был серьезен. Я сама не заметила, как стала мысленно писать его с заглавной буквы.

— Мнение юриста? — спросил он.

— Я считаю, что пиендай с лхойдом нас поддержат.

И тут я окончательно поняла, что меня разыгрывают.

— Кто за то, чтобы станию оставить себе? — спросил Заместитель.

Проголосовали трое директоров.

— Кто за то, чтобы добавить станию к двум диспогам?

Проголосовали двое директоров и Заместитель.

— Мнения разделились, — подвел итог Заместитель. — Решение за президентом.

Теперь все смотрели на меня. Только один сидел потупив голову, у него, как у школьника, краснели уши. По-видимому, это был Нехорошев.

Я знала, что отвечу, и поэтому не торопилась. Я всматривалась в лица директоров. Заместитель мне улыбнулся. На лице Ржавичева читалось почтительное ожидание моего решения. Бессонов едва сдерживал усмешку, во взгляде юристки была даже жалостливая снисходительность.

— Очень интересная дискуссия, — начала я. — Считайте, что попытка повесить мне лапшу на уши не удалась. Вы, как плохие актеры, все время переигрывали. В следующий раз отрепетируйте более тщательно. Мои школьники, готовя розыгрыш, подходят серьезнее.