Жених напрокат - [28]

Клэр замечает, что пластическая хирургия не спасает от рака кожи.

— Ради Бога! — говорит Дарси. — Вот и сиди в своей дурацкой шляпе.

Та открывает рот, но тут же захлопывает. Видно, что она обижена.

— Ну, извини. Я просто хотела дать совет.

Дарси бросает на нее примирительный взгляд.

— Я знаю, милая. Вовсе не думала ссориться с тобой.

Декс смотрит на меня и делает такую гримасу, как будто хочет сказать: вот было бы хорошо, если б они обе заткнулись. Это первый случай за весь день, когда мы встречаемся взглядами. Позволяю себе ответить ему улыбкой. Он сияет в ответ. Декс настолько красив, что его улыбка просто убийственна. Все равно что смотреть на солнце. Он приподнимается, чтобы расправить полотенце, завернувшееся от ветра. Любуюсь его спиной и ногами, и меня одолевают воспоминания. Он спал со мной. Это не значит, что я хочу этого еще. Но черт возьми, у него красивое тело — худощавое, широкое в кости. Я

не поклонница исключительно телесной красоты, однако всегда отмечаю достойные образцы. Он возвращается на свое место, и я тут же отвожу взгляд.

Маркус спрашивает, не хочет ли кто-нибудь поиграть в тарелочку. Отказываюсь, потому что слишком устала. На самом деле последнее, что я стала бы делать, — так это бегать, с моим-то незагоревшим, рыхлым животиком, выглядывающим из купальника. Хиллари принимает предложение, и они идут играть — воплощение двух пляжников, которым на все наплевать: пусть себе остальные над ними подтрунивают.

— Дай мне рубашку, — говорит Дарси.

— А волшебное слово?

— Оно предполагается.

— Ну так произнеси его, — требует Декс, засовывая в рот пастилку с корицей.

Дарси дает ему тычка под ребра.

— Ох, — спокойно выдыхает он, показывая, что ему совсем не больно. Она тянется к нему, чтобы стукнуть еще раз, но он ловит за запястье и мягко останавливает ее: — Веди себя прилично. Ты совсем как ребенок.

Его утреннюю язвительность как рукой сняло.

— Ничего подобного, — говорит она, усаживаясь боком на его полотенце. Касается пальцами груди и напрашивается на поцелуй.

Надеваю солнечные очки и смотрю в сторону. Сказать, что я не ревную, очень трудно.

Вечером мы едем на вечеринку в Бриджхэмптон. Огромный дом с замечательным Г-образным бассейном, живописные окрестности и по меньшей мере двадцать фонарей во дворе. Разглядываю собравшихся гостей и замечаю, что они сплошь в лиловых, ярко-розовых или оранжевых платьях, и рубашках. Кажется, будто все женщины прочли одну и ту же журнальную статью под заглавием «Да здравствуют яркие цвета!». Я последовала этому совету и купила симпатичное зеленое платьице, которое едва ли надену во второй раз до самого августа: слишком яркое, просто бросается в глаза! И обошлось мне в сто пятьдесят долларов. Но мой выбор мне нравится — до тех пор, пока я не замечаю точно такое же, только на два размера меньше. Изящная блондинка, чуть повыше, чем я, — платье на ней кажется еще короче и открывает длинные, покрытые бронзовым загаром бедра. Постараюсь держаться на противоположной стороне бассейна.

Иду в туалет, а когда возвращаюсь и начинаю искать Хиллари, со мной заговаривают Холлис и Дьюи Мэлоны. Холлис поступила на работу в ту же фирму, что и я, но буквально на следующий день обручилась с Дьюи. Он некрасив и без малейшего чувства юмора, но у него внушительные сбережения. Поэтому Холлис им заинтересовалась. Очень забавно слушать, когда она рассказывает о том, какое у Дьюи «золотое сердце», тщетно пытаясь скрыть свои истинные намерения. Конечно, ей можно только позавидовать, но лично я скорее буду нищенствовать, чем выйду замуж за подобного типа.

— Мне теперь живется куда лучше, — разглагольствует Холлис. — Эта фирма была просто ужасна. Я думала, что совсем отупею на работе... Зато теперь у меня есть время, чтобы читать и размышлять... Это здорово. Так раскрепощает.

— Да-а... это классно, — говорю я, отметив про себя, что расскажу о них Хиллари.

Холлис собирается поведать мне о собственном доме с видом на парк и о том, как усердно она украшает свое гнездышко (ей пришлось прогнать троих дизайнеров, не разделявших ее точку зрения). Дьюи в течение всего разговора не произносит ни слова, ест мороженое и, видимо, скучает. Один раз я прослеживаю его взгляд — он устремлен на ягодицы Дарси, втиснутые в узкие ярко-красные брючки.

Внезапно рядом возникает Маркус.

Знакомлю его с Дьюи и Холлис. Дьюи жмет ему руку и снова впадает в прежнее состояние: сопит и томится. Холлис живо интересуется, где Маркус живет и кем работает. Очевидно, его место жительства и должность не оправдывают ее надежд, потому что оба извиняются и движутся к более ценным гостям.

Маркус удивленно поднимает бровь.

— Ну и парень этот Дьюи — а?

— Точно.

— У него как будто кол в заднице.

Смеюсь. Он явно горд тем, что рассмешил меня.

— Стало быть, развлекаешься?

— В общем, да. А ты?

Он жмет плечами.

— Ощущение, будто все здесь чересчур серьезны.

— Таков Хэмптонс.

Смотрю на собравшихся. Ничего общего с дружескими пирушками в далекой Индиане. С одной стороны, я рада, что мои горизонты заметно расшились. Но с другой стороны, каждый раз, приходя на подобную вечеринку, чувствую себя неуютно. Я лицемерка — пытаюсь общаться с людьми, считающими Индиану всего лишь местом, над которым пролетает их самолет по пути в Лос-Анджелес. Вижу, как Дарси прогуливается под руку с Дексом. В ней не осталось ровным счетом ничего «индианского»: посмотреть на нее — так она будто выросла в Нью-Йорке. Разумеется, ее дети будут истинными манхэттенцами. Когда у меня будут малыши (если будут) — перееду в пригород. Смотрю на Маркуса и пытаюсь представить, как он втаскивает на панель трехколесный велосипед, смотрит сверху вниз на нашего маленького сына, у которого все личико в разводах фруктового мороженого, и наставляет его ездить только по тротуару.