Женечка, Женька и Евгеша - [14]

Собрал скатку, начал раскатывать, он опять ударил, только на этот раз по руке ниже локтя. Больно, зараза! Наверно, опять жена ночью отказала, на нас срывает.

Раскатываю снова. Вот-вот дежурный даст команду, ребята почти все стоят в строю, спичка в руке дежурного по роте догорает – это и есть сорок пять секунд. Старшина опять ударяет по скатке и по руке.

Раскатываю скатку, а старшина свирепеет. Хватает меня за плечо, я слышу треск рвущейся гимнастёрки.

И тут терпение моё лопнуло. Сколько же можно терпеть тупого макаронника, эту чёртову срочную службу, когда из тебя круглые сутки делают нерассуждающего тупого болвана?! Тебя давят физически и нравственно. Сколько можно! Убью макарона!

Я схватился за нож и попёр на старшину, смотря ему в глаза, как учили. Он испугался, я видел. Попятился к стенке. Но нож не вынимался из ножен. Я дёргал, а он не вынимался. Я забыл, что со вчерашнего дня мы ходили в наряд не с финками, а со штык – ножами к автомату, а он пристёгивается ремешком за рукоятку. Поэтому старшина остался жить, а на меня одели табуретку, чтобы связать руки, и пристукнули по голове другой.

Очухался я в сушилке от вони портянок. Болела голова, хотелось пить и курить. В карманах было пусто. Такая вонизма, жуть! И очень жарко, сушилка же.

Через некоторое время вошёл помкомвзвода. Поморщился: «Ну и вонь здесь, как ты не загнулся!» «Спросите у макарона, товарищ старший сержант.» Он сказал: «Поговорим, как мужики, без званий, давай? Дела твои плохи, парень. Покушение на жизнь командира при исполнении им службы – трибунал. Два года дисбата, которые в срок службы не засчитываются. Или восемь лет тюрьмы. Попал ты вдоль службы.»

Я вскочил: «Да хоть десять, всё равно убью макарона! Отсижу и убью.» Помкомвзвода вздохнул: «Ну и дурак. У тебя есть возможность, если попросишь прощения у него перед строем; ему тоже не мёд, если кто из роты в дисбат, его недосмотр… О, а чё у тебя с погоном?»- «Макарон оторвал, сука паскудная, ещё прощения просить! За что? Ты скажи, за что, за издевательства, да?» Он опять вздохнул. «Видишь, никто не издевается ни над кем. Это армия, она во всём мире такая. Потому что солдата надо приучить выполнять любую команду без рассуждений. Лю-бу-ю. На автомате. Иначе что при этом может возникнуть вопрос: почему я должен сдохнуть, а не Вася, Петя, Коля? А пока ты думаешь, подохнут все остальные. А офицер, он, в принципе, должен быть готов умереть в любой момент. Когда прикажут. Но он сам выбирает свою судьбу. Это в принципе. А так, мы же все люди. Вот такая штука. Я сам через это прошёл. Потому и рукопашкой стал заниматься, что злой был. Ты на старшину полез, а я на площадке пар спускал. А что гоняют, так воспринимай это, как спорт. Ты ж на гражданке занимался, а здесь по-другому, но тоже спорт. Вот. А с погоном, так это хорошо, что он его тебе оторвал. Теперь он должен перед тобой извиняться. Только ты без переборов, тебе ещё служить и служить…» И ещё он говорил о службе, дисциплине, самоуважении, солдатской дружбе, солдатском мастерстве.

Дверь открылась, в проёме возник старшина: «Ну что, Завалишин, он всё понял?» Помкомвзвода кивнул: «Ещё пару минут, товарищ старшина.» Я взвился: «Что я должен понять, Саня?» Он ещё раз вздохнул: «Ну до чего ты тяжёлый человек. Вот слушай. Если на тебя тянет начальник, а ты не чувствуешь вины, смотри ему в глаза и повторяй, как попка: так точно, виноват, простите, исправлюсь, виноват, больше не повторится, виноват. А сам при этом думай: хмырь ты болотный, падла подзаборная, скотина безмозглая. Не заморачивайся. Очень помогает, проверено. Это не я придумал. Прими к сведению. Всё, я пошёл. Тебя сейчас будут ставить в позу для коллективного пользования. Держись, ты солдат гвардии, помни.» И ушёл.

Через пару минут возник старшина. «За мной, да смени гимнастёрку, ты не босяк пока ещё.»

Когда меня «ставили в позу для коллективного пользования», я сказал, что не нарушал никаких положений Устава, что просто слегка не успевал раскатать дорожку, за что старшина бил меня ногами. Засучил рукава и показал синяки. Что старшина оторвал погон мне, советскому солдату, а за это оскорбление убью любого. Что никакой вины за собой не вижу. Что старшина должен извиниться передо мной перед строем, я не хочу возвращаться в роту виноватым без вины.

Дежурный по роте Женечка и помкомвзвода подтвердили: погон старшина оторвал, было, ногами пинал, да. Старшина выглядел плохо, его как скрутило. Меня отпустили.

Построили роту, старшина заявил, что он был неправ и будет рад, если я приму это и пожму ему руку. Слово «извинение» не прозвучало. Помкомвзвода мне кивнул, я пожал руку старшины. Посмотрел ему в глаза и увидел, что на долгое время приобрёл «лучшего врага» в своей жизни. «Ну да и пошёл ты… в это самое место.»- подумал я.

Через пару дней на меня заорал ротный за что - то. И я по совету помкомвзвода старшего сержанта Сани Завалишина, глядя в лицо ротного, сказал: «Виноват, товарищ капитан, исправлюсь, никогда больше не повторится, товарищ капитан, простите, товарищ капитан.» А при этом думал: «Чтоб ты в люке застрял, волк тухлый, олень безрогий, чтоб тебе…» Только ротный был не лыком шит, махнул рукой и ушёл.